Книга Запорожцы - русские рыцари. История запорожского войска - Александр Широкорад

Посредством выборного начала и требования беспрекословного исполнения определений старшины и товариства, поставляя духовные лица в зависимость к себе („духовные чины и сами войсковой старшине повинны бывают и делают все по поведению их, прочие же казаки над ними попечете имеют“), Запорожье стремилось и изъявляло притязания на независимость своей церкви и духовенства от общей русской иерархии, или от митрополита Киевского. Так, когда Киевский митрополит Гедеон в 1686 г. приказал вместо Межигорского монастыря церкви войска Низового Запорожского подчинить своей кафедре, Запорожье так отвечало на это требование: „не будет церковь Божия и наша отлучена от монастыря общежительного Межигорского, пока в Днепре воды и нашего войска Запорожского будет“. „В Сечи 29 Мая 1686 г.“

Мало этого, питая глубокое уважение к церкви и духовенству, кошевое начальство даже и игумену Межигорского монастыря не повиновалось, и главой войсковой своей церкви считало только себя и товариство.

В 1773 г Кошевой Калишневский считает себя в праве делать выговор игумену Межигорского монастыря за присланного им священника и требует, чтобы отозвал последнего. Он, прислал на Запорожье другого иеромонаха, который был бы столь хорошего учения, что мог бы и проповеди говорить. В 1774 г. когда Киевский митрополит Гавриил требовал доставления в консисторию сведений о числе Запорожских церквей, духовенстве, доходах его, грамотах и т. п. кошевой отвечал, что так как церкви Запорожские „искони древних времен ведущимся порядком построены войском, содержатся от оного, и в главном и совершенном ведоме войска находятся“,? то и не считает нужным занимать этим предметом митрополию».[99]

Несколько слов надо сказать и о вооружении запорожских казаков. Боплан писал: «…каждый козак, отправляясь в поход, брал одну саблю, две пищали, шесть фунтов пороху, причем тяжелые боевые снаряды складывал в лодку, легкие оставлял при себе».[100]

Если же это был конный поход, то запасные две-три пищали (мушкета) находились на конной повозке. Практически все казаки были великолепными стрелками. Кроме того, они владели дорогими и точными пищалями или мушкетами. Ведь качество выделки гладкоствольного оружия существенно влияет на меткость и дальность стрельбы. Поэтому казаки могли вести эффективный огонь из ружей в два и более раз дальше, чем польская, шведская и русская регулярная пехота, снабженная ружьями серийного производства.

Важная роль у запорожцев отводилась и холодному оружию. Так, копья «делались из тонкого и легкого древка, в пять аршин длины, окрашенного спирально красной и черной краской и имеющего на верхнем конце железный наконечник, и на нижнем две небольшие, одна ниже другой, дырочки для ременной петли, надеваемой на ногу. На некоторых древках копий делалась еще железная перепонка для того, чтобы проткнутый копьем враг сгоряча не просунулся по копью до самых рук козака и не схватился бы снова драться с ним, ибо случалось, что иному и живот распорют, а у него кровь не брызнет, он даже не слышит и продолжает лезть в драку. Некоторые копья делались с остриями на обоих концах, которыми можно было и сюда класть врагов и туда класть. Часто у запорожских козаков копья служили во время переходов через болота вместо мостов: когда дойдут они до топкого места, то сейчас же кладут один за другим два ряда копий — в каждом ряду копье и вдоль и поперек, да по ним и переходят: когда пройдут через один ряд, то сейчас же станут на другом, а первый снимут и из него помостят третий; да так и переберутся. Сабли употреблялись не особенно кривые и не особенно длинные, средней длины пять четвертей, но зато очень острые: „как рубнет кого, то так надвое и рассечет, — одна половина головы сюда, а другая туда“… Сабли носились у левого бока и привязывались посредством двух колец, одного вверху, другого ниже средины, узеньким ремнем под пояс. Сабля столь необходима была для запорожских козаков, что в песнях их она называется всегда „шаблей-сестрицей, ненькою-ридненькой, панночкою молоденькою“.

„Ой, панночка наша шаблюка!

З бусурменом зустривалась,

Не раз, не два цилувалась“».[101]

Особый интерес представляет собой артиллерия запорожских казаков. На вооружении казаков были медные, железные кованые и чугунные пушки, а также медные и чугунные мортиры. Точной даты появления у казаков первых орудий нет, но судя по казнозарядным орудиям (в том числе со вкладными каморами) конца XIV–XV веков, это произошло не позднее середины XV века.

При осаде городов запорожские казаки эффективно применяли осадную артиллерию, но почти всегда это были тяжелые орудия, захваченные у неприятеля или переданные союзниками. Тут следует заметить, что малороссийские умельцы лили в Глухове и других местах превосходные тяжелые осадные орудия.

Какое-то количество орудий среднего калибра использовалось запорожцами для обороны Сечи и других укреплений. Однако в походах ударной силой казаков была легкая артиллерия — пушки и фальконеты калибра 0,5–3 фунта и легкие мортиры калибра до 4-12 фунтов. Такая артиллерия легко вьючилась на лошадей, а на поле боя переносилась вручную. Не менее легко она устанавливалась на челнах (большей частью на вертлюгах), а в обороне — на возах, образующих табор (вагенбург). Из пушек и фальконетов стрельба велась ядрами и картечью, а из мортир — разрывными гранатами. Малая артиллерия запорожцев наносила большой урон противнику.

Весьма экзотической была и запорожская фемида. Главными преступлениями казаки считали убийство, воровство, неплатеж денег, взятых в займы, слишком дорогая цена товаров или вина — вопреки постановленной цены, а также гомосексуализм или скотоложство.

Тут сделаю маленькое лирическое отступление. Обычно титулованные авторы солидных исторических книг тщательно обходят вопросы, на которые не могут дать внятных ответов. Но я предпочитаю в этих случаях ответить «не знаю», нежели умалчивать факт или заниматься фантазиями. Например ответить на вопрос, как уживался гомосексуализм среди запорожцев со строгим наказанием за оное деяние — я не знаю! Равно как не представляю, почему в Северную войну в обеих армиях процветали «голубые», хотя и у русских, и у шведов за это официально полагалась смертная казнь. Мало того, Петр I был бисексуалом (вспомним Алексашку Меншикова и чухонку Марту Трубачеву), а Карл XII вообще был геем «в законе».

Но вернемся к запорожской фемиде. «Убийцу живого кладут в один гроб вместе с убитым и зарывают в землю; освобождается от такой казни разве весьма уважаемый казак, — его всенародно избавляют от смерти и наказывают большим штрафом. За воровство привявают к столбу, на площади, где держат до тех пор, пока укравший не заплатить всего украденного; непременно трое суток продержат его на столбе даже и в том случае, если он скоро заплатить за все украденное, а попадавшегося несколько раз в воровстве или вешают, или убивают до смерти. Наказание привязывания к столбу увеличивается потому, что всякий проходящий имеет право не только бранить, но и бить привязанного, сколько кому вздумается. Иногда при этом выходит такая история. Несколько пьяниц, проходя мимо столба, пристанут к привязанному и станут угощать его горелкою; когда же тот не захочет пить, они приговаривают: „Пый, скурвый сыну, злодею! Як не будешь пыть, будем скурвого сына быть“. Как скоро тот напьется, пьяницы скажут ему: „Дай же мы, брате, трохи тебе побьем“, и хотя тот просит у них милости, пьяницы, не обращая внимания на его просьбу и мольбу, говорят: „А за щож, скурвый сыну, мы тебя поили? Як тебе треба поить, то треба и быть“, и часто случается, что привязанный к столбу умирает чрез сутки. — Участвующий в воровстве и скрывающий украденное подвергаются одинаковой участи с вором. Не желающего уплачивать взятого в долг — взаймы — приковывали к пушке и держали до тех пор, пока не выплатит займа. — За самую тягчайшую вину считается мужеложство и скотоложство; впадшего в какое-нибудь из этих преступлений привязывают к столбу и убивают до смерти, а имущество и богатство его берут на войско.