Книга Рождество наступает все раньше - Валери Блок

– А ты не думаешь, что американцы знают, какую позицию он занимает?

– Американцы ни хрена не знают. Они знают то, что говорят им всякие идиоты по телевизору.

Она вышла из ванной в белой ночной рубашке.

– Ты такой сноб, – сказала она, улыбаясь и вытирая лицо полотенцем.

Ему не хотелось, чтобы эта женщина ложилась к нему в постель.

– Опросы общественного мнения заставляют людей вести себя как леммингов. – Она рылась в своей сумке. – И еще! Тридцать семь процентов американцев – это чушь собачья, – с негодованием продолжал Барри в ее спину. – Какие американцы? Никто не спрашивал МОЕГО мнения.

– Ага, давай издадим закон, – сказала она, снисходительно глядя на него в зеркало. – С сегодняшнего дня спрашивать более трех американцев подряд, что они думают по тому или иному поводу, признать административным правонарушением, а изложение этого мнения считать уголовным преступлением.

Он не сказал бы сейчас наверняка, хочет ли он ее еще видеть.

Когда она выключила свет в ванной, он спросил:

– Я хочу знать, а его ты просила надеть два презерватива?

Она с досадой посмотрела на него.

– Брось.

– Ты ничего не сказала про «Юрких ящерок».

– Какая разница между фокус-группой и опросом общественного мнения? – спросила она, забираясь в кровать. Она определенно зарабатывает больше, чем он, но насколько? Он не был уверен, что хочет это знать.

– Знаешь, – начал он, осторожно подбирая слова. – Я был в восторге от тебя. – Он выключил настольную лампу. – Давай постараемся это не похерить.

Ее голос с кровати показался незнакомым.

– Мы что, должны во всем соглашаться друг с другом?

– Нет. – Он снова лег в кровать. – Если мне не придется выслушивать твои нелепые мнения, можешь со мной не соглашаться.

Джастин рассмеялась. Она пихала и подталкивала его до тех пор, пока он не поцеловал ее в лоб. Но больше он ничего делать не собирался и так ей и сказал.

– Как тебе будет угодно, – сказала она, повернулась на другой бок, прижала колени к животу и через две минуты уже спала. И это их первая ночь в его квартире. Как она может? И так уверена в себе! Кто-то провел опрос, и это все доказывает. И после этого ОН – сноб.

Барри не мог вот так просто заснуть. У него завтра презентация! Он прижимался к ней, пока она не повернулась к нему, сердитая и раздраженная. Долгим поцелуем он зажал ей рот. Наконец она перестала кобениться и уступила.

Республиканка!

Райнекер сухо смотрел на него с того конца стола, и от этого взгляда Барри казался себе чрезмерно нарядным, будто на нем слишком дорогой галстук. Сейчас – никаких шуток. Он будет серьезен, будет держать руки выше талии и думать перед тем, как отвечать на вопрос. Это всего лишь формальность, если бы они не были за, зачем тогда официальный доклад?

– Если у вас есть дети или вы помните, как сами когда-то были ребенком, вы знаете, что конфета занимает центральное место в жизни ребенка, – начал он как можно более буднично, а Эмили в это время с отвращением раздавала образцы «Юрких ящерок» членам совета. Здесь они, естественно, тоже поругались: она не официантка и хочет, чтобы он об этом не забывал.

– Вот конфета, которая понравится даже матери: совершенно натуральная, подслащенная исключительно фруктовым вареньем. А, и кукурузным сиропом, – добавил он невозмутимо, и кто-то захихикал. – Попробуйте, – предложил он; его удивило, что они еще не притронулись к образцам. Все открыли свои конверты и принялись жевать. Он чувствовал теплую волну однозначной поддержки со стороны Херна, который пришел сегодня в семь тридцать, чтобы помочь ему провести генеральную репетицию.

– Рынок, теоретически, переполнен, – сказал Барри, выводя на экран статистику. – Но он неоднороден, очень небольшая часть продукции распространяется хоть сколько-нибудь последовательно.

За исключением тихого чавкания, царила полная тишина, пока он показывал один за другим свои графики и диаграммы. Цифры говорили сами за себя, он неплохо поработал над исследованиями.

– Это не входит в традиционные области интереса «Мейплвуд», – заключил он, кивая Пласту, – но у нас очень сильные позиции, и цифры показывают огромный спрос.

Последовала тишина. Эберхарт сказал:

– Мне нравится.

Барри подумал, что ослышался.

– Давайте этим займемся, – сказал Эберхарт. – Возражения?

Снова тишина.

– Значит, планы тестов мы с тебя получим на следующем совещании? – нетерпеливо включился Териакис. Териакис – приземистый, потный самец Териакис – был женат на легкомысленной любительнице вечеринок – с мягкими волосами, на тринадцать лет его моложе. Барри встал.

– Нужно принять во внимание еще одно.

– Да? – отозвался Райнекер, как будто ждал какого-то незначительного этапа обычной рутины.

– «Дженерал Миллс», наш хороший друг, имеет значительно большую долю на рынке продукции для детей, – сказал Барри, чувствуя, что лицо у него горит. – Если мы протестируем эту марку продукции, они могут подхватить тенденцию в Миннеаполисе или еще где-нибудь, выйти на общегосударственный рынок и через три недели сделать из нас отбивную.

Херн медленно кивнул. У Пласта было такое лицо, будто его ударили в нос.

– И что ты предлагаешь? – брюзгливо спросил Териакис. В нем в равных долях соединялись неприкрытое честолюбие, неприкрытое раздражение и неприкрытое пренебрежение.

– Никаких тестовых продаж. Либо мы сразу выходим на общегосударственный рынок, либо бросаем эту затею.

Ему понравилось тихое перешептывание, вызванное этим дерзким заявлением. Кто-то присвистнул, как парковочный датчик, будто он заехал слишком далеко назад. Пласт всем своим видом изображал оскорбленную добродетель. Херн, сияя, глядел на него.

Эберхарт забарабанил пальцами.

– Так? Возражения?

– Да, – с сожалением изрек Пласт. – У нас ничего подобного нет, и мы не располагаем никакими реальными данными. Я думаю, браться за дело без проб было бы ошибкой.

– Я думаю, Барри прав, – вставил Херн. Боже, храни Джона Херна. – Если ждать год, лучше уж ничего не делать.

Райнекер спросил:

– Еще кто-нибудь? Все молчали.

– Изучи рынок, составь план, – сказал Эберхарт Барри. – Посчитай масштабы. Встретимся через неделю.

Херн пожал ему руку и, преисполненный гордости, похлопал Барри по спине, когда они выходили.

– Большой человек с новым брэндом! Барри позвонил Джастин. У нее была встреча с клиентом.

Так что он пошел потрепаться с Херном. В лифте тихонько играла «Maybe I'm Amazed». Не обезличенная инструменталка – полная версия, концертная версия. Что это значит? Барри подумал о Поле. В последнее время никто не сравнивал его новые песни ни с «Битлз», ни с «Уингс» периода до «Londontown». И все-таки: Пол понимал разницу. В любой момент «Maybe I'm Amazed» или «Let It Ве» могли передать по радио, будто в насмешку над его нынешней работой. С другой стороны, если тебе хоть раз удалось подняться до уровня гениальности, важно ли, сколько ты продержишься и будет ли после этого каждая твоя песня шедевром? А если песня действительно шедевр, может ли ее обесценить то, что ее тихонько играют в лифте?