Книга Сыграй любовь - Вера Ирвинг

Стефани заметила, что близнецы не общаются с Гарри и даже не смотрят в его сторону. Улучив минуту, Джон отвел Стефани в сторонку и тихо сказал:

— Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Только помни, если у вас ничего не получится — я свободен и всегда к твоим услугам.

Через пять минут эти же слова ей повторил Патрик.

В глазах обоих братьев Стефани заметила печаль и разочарование. Они действительно оба были влюблены в нее, и новость о том, что у Стефани роман с Гарри, повергла их в уныние.

Когда стало смеркаться, дети затеяли игру в футбол, а взрослые вели неспешные беседы на террасе летнего домика, освещенной фонарями. Кто-то слишком сильно ударил по мячу, и тот улетел в кусты, обрамляющие поляну. Энди бросился за мячом, но, вернувшись, не продолжил игру, а подошел прямиком к Гарри.

— Мистер О'Тул, там какой-то чужак.

— Как его сюда занесло? — удивился кто-то.

Стефани ощутила нарастающую тревогу. Несколько мужчин бросились к кустам, но первым их достиг Гарри.

Через несколько минут Гарри за шиворот втащил на террасу мужчину, который отчаянно отбивался и ругал Гарри на чем свет стоит.

Стефани побледнела, узнав в мужчине хорошо известного ей журналиста.

— Что вы себе позволяете?! Я гражданин другого государства! Я вам еще покажу! — гневно восклицал мужчина.

— Если ты не хочешь, чтобы я сломал тебе челюсть, заткнись, — грубо велел Гарри.

Гарри был зол и очень рассержен, таким Стефани видела его впервые. Гарри не знал, чего ему больше хочется — ударить проныру по физиономии или разбить его роскошную фотокамеру, но присутствие детей обязывало его к сдержанности. Когда Гарри посмотрел на Стефани и увидел выражение ее лица — брезгливое и испуганное одновременно, он сразу же все понял.

Папарацци сумел вывернуться из рук Гарри, но его схватил Рон Флетчли.

— Кто этот парень? — спросил кто-то.

— Вот и я хочу знать, кто он такой, — грозно произнес Гарри.

Папарацци молчал, и Рону пришлось основательно встряхнуть его.

— Ну что, будешь в молчанку играть?

Пленник понял, что легко не отделается.

— Что вы себе позволяете?! — почти крича, с пафосом начал он. — Я знаю свои конституционные права! Я ничего не нарушал! Мы все свободные люди, и журналисты в том числе. Я требую, чтобы вы немедленно отпустили меня!

— Требовать будешь в другом месте, — хмыкнул Рон.

— Ты лучше скажи, какого черта тебе здесь нужно, пока я не переломал тебе ноги, — пригрозил Гарри.

— Вы не имеете права, я буду жаловаться! — Обведя взглядом обступивших его людей, он громко заявил: — Я здесь, чтобы сделать фотографии дочери герцога. Это моя работа, и мне за нее хорошо платят. — Он неприятно осклабился. — Вы даже не представляете, сколько мне заплатят за эти фотографии. А какой заголовок: «Дочь герцога преподает в деревенской школе»! Неужели вам будет это неприятно? — обратился он к Стефани.

— Дочь герцога… — с изумлением произнесла одна из женщин. — Парень, да ты рехнулся! Какая дочь герцога?

— Ты что, полагаешь, среди нас есть люди с голубой кровью? — насмешливо поддержала ее вторая. — Ты и впрямь сумасшедший.

Гарри пристально посмотрел на Стефани, взглядом требуя от нее немедленно признаться в том, что она дочь герцога. Он конечно же хотел ее защитить, но уже было поздно.

Ну вот и все. Я пропала, обреченно подумала Стефани. И опять во всем виноват этот мерзкий журналист! Нигде мне нет от них покою. Только моя жизнь стала налаживаться, как вмиг все разрушил один-единственный человек.

— Я… — тихо произнесла Стефани. — Я дочь герцога.

Взгляды всех присутствующих обратились к Стефани. Люди смотрели на нее и словно не понимали, что она только что произнесла. Стефани повторила:

— Да, я дочь герцога Ярдли. А этого папарацци зовут Майкл Фишер, он тратит все свое бесценное время на охоту за членами нашей семьи. Не так ли, мистер Фишер?

— Неужели вы им ничего не рассказали?! — взвизгнул журналист в полнейшем восторге. — Ах, какой материал! Дочь герцога инкогнито учит бедных ирландских детишек! Да я…

— Заткнись, — наступив ему на ногу, велел Гарри. — Ты нарушил границы частного владения. Вот что тебя сейчас должно волновать.

Собравшиеся переглядывались и перешептывались.

— По-моему, вам пора отсюда убраться, — сказал Рон, подталкивая журналиста к ступеням террасы. — Вы, верно, оставили свою машину на дороге. Я вам покажу дорогу обратно.

— Хорошо. — Фишер больше не сопротивлялся. — Только отдайте мне мою камеру.

— Пожалуйста. — Гарри бросил ему фотоаппарат, предварительно вынув из него пленку.

— Вы за это ответите! Я подам в суд! — петушился Фишер.

— Давай иди, — сказал Рон. — Я провожу тебя до шоссе. И учти, если ты по дороге вздумаешь сбежать, помни, что я еду сзади, а в кобуре у меня револьвер, так что… Если что-то будет не так — пеняй на себя.

Прежде чем уйти, Майкл Фишер повернулся к Стефани и громко произнес:

— Вы только не думайте, ваша светлость, что я один знаю, где вы находитесь. Через несколько дней здесь будут сотни журналистов, с которыми вы уже не посмеете обойтись, как со мной. Скоро весь мир узнает правду о вас. Это сенсация! Вы только представьте, какие будут заголовки: «Дочь герцога — деревенская учительница», «Дочь герцога…»…

Рон резко вывернул ему руку так, что от боли Фишер не смог больше ничего сказать.

Когда Рон и Фишер скрылись из поля зрения, все окружили Гарри, продолжая при этом внимательно смотреть на стоявшую с потерянным видом Стефани. Гарри подошел к Стефани и, обняв ее за плечи, крепко прижал к себе. Стефани вся дрожала и готова была вот-вот расплакаться.

— Гарри, — спросил кто-то, — и ты все время знал, кто такая Стефани?

— Да. — Гарри с состраданием посмотрел на Стефани. — Я не предполагал, что даже здесь они смогут ее найти. Я не хотел, чтобы об этом знал кто-то еще, кроме нас со Стефани.

— Простите меня, — обратилась к своим новым друзьям Стефани. — Я не могла вам всего рассказать, так как боялась, что кто-нибудь случайно обмолвится в городе обо мне и через несколько часов здесь будут журналисты. Я всегда хотела преподавать, но мой отец поначалу препятствовал этому. Когда я все же начала преподавать в одной из школ Лондона, папарацци постоянно дежурили возле ее стен, не давая покою ни мне, ни детям. Дети очень нервничали, и через несколько дней мне пришлось покинуть ту школу.

— А что, миледи, по-вашему, наши дети не испугаются чужих людей с фотоаппаратами? — грубо спросила одна из матерей.

Стефани развела руками.

— Поймите, я не разглашала своего происхождения только потому, что не хотела, чтобы журналисты нашли меня. Я хотела тихо и спокойно работать здесь, среди вас. — Голос Стефани становился все менее уверенным. — Фишер находит меня всегда и везде. Даже Кендалхилл не стал исключением, — с грустью констатировала Стефани. — Простите меня.