Книга Тайна XV - Жан де ля Ир

— Ксаверия, вы просили меня, чтобы я сказал вам все о вашем женихе. Ну, так слушайте же. Сэнт-Клер, по всей вероятности, захватил радиодвигательную станцию в Конго; он легко завладеет радиопланами, находящимися там… Он понесется на Марс… Оксус знает это. И Алкеус отправился, чтобы встретить Сэнт-Клера в междупланетных пространствах, столкнуться с ним и вместе погибнуть…

У Ксаверии вырвался крик ужаса.

— А! Ты любишь его, ты любишь его! — прохрипел Коинос.

С лицом искаженным от страсти и страдания он проговорил:

— Слушай, Ксаверия! Я тоже сейчас еду. Оксус приказал мне идти на смерть, как и Алкеусу, и постараться встретить Сэнт-Клера, если это не удастся Алкеусу… Слышишь ли ты?

Он схватил ее за плечи и, теряя последние силы, сказал:

— И вот я иду!

— Коинос! — закричала Ксаверия.

— Что, что такое? Говори, говори! Я могу уничтожить Сэнт-Клера, но я могу также и спасти его, если Алкеус его не встретит… Говори, чего ты хочешь?

— Спасите его!

— А! ты любишь его! — воскликнул он раздирающим душу голосом. — А я, а я? Я люблю тебя, Ксаверия!.. Если я спасу твоего жениха, если я…

Он упал на колени, содрогаясь, с прерывающимся от рыданий голосом, обезумевший от страшного напряжения страсти.

Но силы, покинувшие мужчину, вернулись всецело к женщине… По телу Ксаверии пробежала дрожь, но мысли ее и чувства внезапно успокоились…

Прикосновением руки она подняла недвижимого Коиноса, стала перед ним и, смотря ему глубоко в глаза, спокойным голосом сказала:

— Иди, спаси его… и… в день, когда Сэнт-Клер, победитель Оксуса, войдет сюда, в тот день, Коинос… я буду твоя…

— В тот день… или никогда!

Он дрожал всем телом.

— А потом? — пробормотал он.

— Потом я буду принадлежать на всю жизнь моему жениху…

Он зарычал:

— А я! А я!

Но она отвечала ледяным голосом:

— Ты значит любишь меня только для себя, Коинос?

— Если я спасу его, я убью себя у твоих ног, Ксаверия, а ты только отдашь мне поцелуй, который я тебе даю!

Он схватил обеими руками голову молодой девушки, приблизил ее к себе, обжог поцелуем и бросился из комнаты, оставляя дверь открытой…

Почти тотчас же на пороге двери показалось белокурое, бледное, почти неземное дитя в длинном, белом платье, без пояса, — Ивонна Сизэра. Она подошла к сестре и бросилась в ее объятия.

— Ксаверия, я все слышала. Ах, если б я знала, что Алкеус отправляется против Сэнт-Клера…

— Ты знала, что Алкеус уехал?

— Да. Вот записка, которую он мне велел передать.

И Ивонна протянула Ксаверии записку, на которой были написаны карандашом следующие слова:

«Я люблю вас, я иду к земле и к смерти! Прощайте».

— Я могла бы удержать Алкеуса одним словом, — прошептала Ивонна, краснея.

Ксаверия опустилась в кресло, притянула сестру на колени и нежно прижав ее к сердцу, сказала с полными слез глазами:

— Не жалей ни о чем, Ивонна. Не тебе, моя бедная милочка, приносить себя в жертву… Коинос спасет моего Лео…

Ксаверия тихо убаюкивала сестру, повторяя разбитым голосом:

— Нет, нет, Ивонна, не отчаивайся. Ты не могла знать… Коинос спасет его… О! если бы я не надеялась на это, я давно бы умерла, потому что у меня нет больше сил…

Обе сестры, углубившись в широкое кресло, сидели спиной к открытой двери. А на пороге этой двери некоторое время стоял высокий силуэт: это был Оксус, молчаливый и неподвижный. Он хотел посмотреть на девушку, за которую Алкеус пошел на смерть… И там, стоя сначала в соседней комнате, а потом на пороге этой, он узнал об окончательной измене Коиноса… Измене, последствий которой он теперь не в состоянии был избежать. Правда, он мог убить Коиноса, прекратив ток радиомотора, но тем же ударом он убивал и Алкеуса. Значит надо было предоставить обоих их собственной судьбе.

Но слова двух девушек удивили его еще более, чем раздражали.

Гениальный Оксус вооружился против всех сил человеческих земли и Марса; но он забыл вооружить своих XV против слабости женщины. Оксус предчувствовал, что XV могут быть побеждены нежными девушками, которых он привез сюда для удовольствия мужчин. Эти пятнадцать девушек должны были служить рабынями капризов XV-ти и начать население Марса потомками его победителей. Но теперь, благодаря этим девушкам, Алкеус пошел на смерть, Коинос на измену; и если Сэнт-Клер был теперь в дороге на Марс, — то тоже только благодаря им.

Оксус спрашивал себя, не должен ли он вместе с Алкеусом и Коиносом убить и пятнадцать девушек. Теперь особенно важно уберечь оставшихся тринадцать от опасности любви.

Но может быть уже слишком поздно? Может и эти уже сделались жертвами своих пленниц, как Алкеус и Коинос?

А Ксаверия и Ивонна и не подозревали присутствия Оксуса, который удалился, чтобы созвать совет XV-ти.

В это время Алкеус и Коинос, как болиды, неслись в междупланетном пространстве со скоростью трехсот тысяч километров в час. Первый, чтобы убить Никталопа и погибнуть вместе с ним. Второй, чтобы спасти его.

III

На земле

— Что должно произойти сегодня? — спросил Сэнт-Клер Нормана.

Бретон ответил:

— Мы не ответим.

Но Норман, бросив нежный взгляд на Максимилиана, который напоминал ему его сына, пробормотал не без колебания:

— Вы сами понимаете, мы не должны отвечать…

Никталоп не смутился этим ответом. Как проницательный психолог, он заметил взгляд, которым обласкал Норман Максимилиана и понял глубокий смысл слов «мы не должны».

Поэтому совершенно спокойно и мирно, почти улыбаясь, он вытащил из ранца пакет с табаком и стал крутить папиросу, говоря:

— Друзья мои, ясно, что то, что должно произойти сегодня, ставит наши четыре жизни в опасность. Вы, я вижу, приносите свои жизни в жертву. Почему бы и нам с Максом не сделать того же?

И повернувшись к молодому человеку, он сказал:

— Макс, я думаю, что если мы сейчас же не уйдем отсюда, то мы живыми не выйдем. Что касается меня лично, то я себя чувствую превосходно и намерен выкурить здесь с дюжину папирос… Поэтому я не двинусь с места… А ты?

— Я остаюсь с вами! — просто сказал Макс, слегка побледнев.

И вот произошло не то, что предполагал Оксус, а то, что должно было произойти по закону природы, которая дает большинству людей чувствительное сердце.

В пять часов с половиной Бретон делал вид, что спит лежа связанным на кровати; тогда Норман придвинулся к Максу и сказал ему на ухо: