Книга Дикий мед - Вайолет Уинспир

Алексис! Решила навестить Берри со своими друзьями Ванхузенами! На мгновение Домини овладела слепая паника. Она стояла, застыв, и видела в зеркале, как бледность заливает ее лицо. Затем, в дикой спешке, она схватила свою сумочку и рывком распахнула дверь спальни. Может быть, она еще успеет спуститься прежде, чем Берри впустит Алексис с ее друзьями в дом. Все же пристойнее, если они застанут Домини с ним внизу…

Домини не рассчитывала на деревенскую привычку Берри оставлять парадную дверь незапертой… Алексис вошла в коттедж со свободой частого гостя и уже была в середине коридора, а Ванхузены следовали за ней по пятам, когда Домини выбежала на лестничную площадку.

Алексис застыла на месте, а Домини замерла над ней, на третьей ступени лестницы, вцепившись рукой в перила.

— Ну‑у, — протянула Алексис, — а что ты тут делаешь?

У Домини слишком пересохло во рту от ужаса, чтобы говорить, и она услышала, как Берри отвечает:

— Миссис Стефанос пришла посмотреть мою студию. — Они с Домини встретились взглядами над темной головой Алексис, но чувство облегчения быстро испарилось, когда Домини заметила, как сердито и отчаянно он смотрит на нее, словно собирается добавить, что они любят друг друга и Поль Стефанос может отправляться ко всем чертям, если ему это не нравится.

Домини посмотрела на него с мольбой: «Не надо! Берри, пожалуйста, не надо этого делать!»

— Если в студии нет ничего, что понравилось бы больше, тогда я, пожалуй, позволю взять ту картину, что приглянулась вам сразу, — протянул Берри, скривив губы.

Она совсем не поняла, что он имел в виду, и не понимала, пока они все не прошли в гостиную и он не передал ей пейзаж побережья после шторма. Только тут Домини вышла из оцепенения, в котором находилась все это время.

— Я… вы ведь не хотели ее продавать, — кое‑как выговорила Домини.

— Вы совершенно правы, он не желал расставаться с ней ни за какие деньги, — захохотал мистер Ванхузен. — Я безрезультатно целых две недели стараюсь уговорить продать картину мне, но стоит только появиться хорошенькому женскому личику, и он без малейшего колебания уступает ее.

Алексис коснулась картины рубиновым ногтем.

— Ева способна убедить Адама сделать все, что угодно, — сказала она своим гортанным низким голосом. — Тебе здорово повезло, Домини. Что ты собираешься с ней делать?

— Миссис Стефанос хочет подарить ее мужу, — сообщил Берри. — Ну, а теперь скажите мне, кто что будет пить?

Примерно минут через двадцать Домини ушла. Дождь прекратился, и она убедила Мило Ванхузена, что найдет такси и доберется до базара, к машине, и ему незачем оставлять компанию и отвозить ее домой. Повозка, запряженная лошадью, довезла ее до дома тетки Поля.

Берри завернул картину в коричневую оберточную бумагу неохотно, словно переступая через себя; теперь присутствие в его доме Домини могла объяснить тем, что пришла купить подарок мужу. Но убедил ли он в этом Алексис? Домини очень сомневалась. С замирающим сердцем она вспоминала, как выглядела виноватой там, стоя на лестнице, ведущей в комнаты Берри. В компрометирующей ситуации так могут выглядеть только поистине невиновные люди.

Алексис теперь получила оружие, с помощью которого может наделать много гадостей, и единственный способ помешать ей в этом — бороться с таким же мастерством, каким обладает Алексис.

Домини поежилась. Им с Берри было так хорошо, они были так невинны и счастливы. Но теперь больше нельзя встречаться наедине.

Домини никогда ничего заранее не рассчитывала и не притворялась с Полем, но в тот вечер должна защищать скорее себя, чем Берри.

Платье, которое Домини надевала вечером, было из веронского бархата небесно‑голубого цвета. На спине оно застегивалось на «молнию», и Домини позвала Поля помочь ей справиться с застежкой. Он вошел в комнату с букетиком бутонов диких белых роз, который она собиралась приколоть к платью и который Поль еще раньше положил в воду, чтобы цветы не завяли. Когда он отряхивал и высушивал от влаги цветы, в палец ему воткнулся шип. Домини заметила на нескольких лепестках рубиновые капельки в тот момент, когда он клал цветы на туалетный столик. Он шагнул к ней, чтобы застегнуть платье, и она почувствовала его тонкие пальцы у себя на талии. Мерцающая ткань мягко облегала ее фигурку, оставив белыми только обнаженные плечи.

— Надень только розы, — теплые губы Поля коснулись ее плеча, — их белизна подчеркивает белизну твоей кожи, моя сабинянка.

— Ты приколешь их? — Пока он это делал, Домини стояла неподвижно. Он казался таким высоким, смуглым и таким внушительным в вечернем костюме.

— Я пометил их собственной кровью. — На губах его появилась непонятная улыбка. — Сорвать испачканные лепестки?

— Нет, оставь их. — Она встретилась с ним взглядом, взяла его руку и осмотрела на случай, если заноза осталась в ранке. — Розовый шип может вызвать заражение крови, — сказала она, чувствуя, как он перевел взгляд на ее волосы.

— Ну и как, — весело осведомился Поль, — умру?

— На этот раз нет. — Домини отпустила его руку и повернулась к зеркалу взглянуть на себя.

К бархатному платью она не надела никаких украшений, — только белые розы с нежной веточкой молодого папоротника. За ее обнаженными плечами в зеркале отразился Поль. Домини посмотрела на его смуглое и красивое строгое лицо и вспомнила, каким он бывает, когда сердится, и быстро открыла ящик стола, где лежала картина Берри.

— Сегодня утром я купила для тебя подарок, Поль. — Она повернулась и подала ему картину. — Надеюсь, тебе понравится. Мило Ванхузен был заинтересован в покупке этой картины у Берри Созерна, но я его опередила.

Поль сорвал оберточную бумагу с полотна и стал рассматривать. Несколько долгих мгновений лицо его было лишено всякого выражения. Домини чувствовала, как отчаянно бьется сердце под приколотыми им розами.

— Дорогая моя, — наконец сказал Поль, — тебе не следует тратить на меня деньги.

— Тебе не нравится картина? — Она чувствовала горечь из‑за собственного обмана. Утром на рыночной площади ей даже не пришло в голову купить подарок Полю.

— Почему же, я нахожу ее интересной. — Он не давал ей отвести взгляд. — Я видел ее висящей на стене в коттедже Созерна, и однажды он сказал, что никогда не продаст ее, так как она имеет особое значение.

Тут Поль остановился, и у Домини в жутком предчувствии сжалось сердце. Поль щелкнул по картине пальцем.

— Знаешь, что сказал мне Созерн? Это воплощение конфликта между тем, что он хочет отдать своему искусству и его чувством к одной женщине. Домини, — голос Поля стал тихим, почти угрожающим, — ты ведь знакома с человеком, написавшим это, так? Вы знали друг друга в Англии!

Домини стояла, завороженная взглядом мужа… тигриными глазами, сверкавшими на гордом лице языческого бога. Она чувствовала страх перед ним и холодное удивление тем, как мог Берри позволить ей подарить Полю картину, зная, что она раскроет их секрет.