Книга Черновик - Сергей Лукьяненко

— Горничная она. Была горничной и осталась. И отель ее —мечта горничной. Чисто, тепло и ни одного постояльца. — Феликс поморщился. —Садитесь, ребята. Нечего нам тут делать.

— Она назвала вас мастером… — Я не закончил фразу, но Феликспонял вопрос.

— Еще одна блажь. Мастера, надо же такое придумать… Мы всеголишь функционалы. Да забирайтесь в сани, успеем еще наговориться!

10

С погодой творилось форменное безобразие. Вьюга налеталакороткими снежными зарядами, потом ветер утихал, с неба начинали валить крупныерождественские хлопья снега — чтобы через минуту смениться мелкой ледянойкрупкой и стригущей дорогу поземкой. Лошади бежали ровно, и сани плавно,убаюкивающе покачивались на ходу. Заднее сиденье в санях походило на узкийдиванчик, покрытый меховым чехлом, для ног внизу имелось что-то вроде меховойполости. Я никогда раньше не катался в санях и ожидал гораздо меньшегокомфорта.

Мы отъехали от гостиницы уже километра на три, а унылыекирпичные здания все тянулись и тянулись вдоль набережной, и не было ни однойживой души… Хороши были бы мы с Котей, попытайся проделать весь этот путьпешком.

— Меня зовут Кирилл! — запоздало представился я. — А моегодруга — Константин. Мы из Москвы.

— Очень рад, — не выказывая особых эмоций, откликнулсяФеликс.

Я упрямо пытался поддержать разговор:

— Феликс, почему здесь никто не живет?

— Это заводской квартал, — коротко ответил Феликс. —Промзона. А сейчас праздники.

— И все-таки? Почему совершенно никого нет? — настаивал я.

Феликс потянул вожжи, притормаживая лошадей. Тоже интересноеощущение — машины приучили меня, что остановиться можно в любой момент. Санипроехали еще с полста метров, прежде чем окончательно встали.

— Ты правда хочешь это знать? — спросил Феликс.

Я кивнул. Лицо Феликса было серьезным, даже мрачным. Если быон сейчас сказал, что город оккупирован инопланетными пришельцами, захваченвампирами или выкошен чумой, — я бы поверил.

— Вокруг посмотри. Какой идиот в такую погоду отправитсягулять по набережной?

Я хотел было ответить — и не нашелся, что сказать.

Феликс усмехнулся. Но тут со стороны моря тяжело плеснуло —будто накатила особенно большая волна. И улыбку с лица Феликса словно смылоэтим плеском.

— Есть еще одна причина! — резко ударяя лошадей вожжами,крикнул он.

Лошади в понукании не нуждались. Они рванули так, что нас сКотей отбросило на спинку диванчика. Я перегнулся через боковину саней — иувидел, как за парапетом, за строем фонарей, колышется на воде что-то округлое,темное, усыпанное фосфоресцирующими блестками, с длинными щупальцами,тянущимися к дороге…

Сани неслись теперь вдоль самой стены заводов, максимальнодалеко от воды. Туша исполинского спрута ворочалась далеко позади.

— Не бойтесь, — не оборачиваясь, произнес Феликс. — Онибоятся света и никогда не выползают на дорогу.

Почему-то ничего подобного я не ожидал. Чужой мир былслишком похожим на наш. Здесь могли водиться тигры и медведи — но никак недраконы и гигантские спруты.

— Куда мы едем? — наконец-то спросил я.

— Ко мне. Не беспокойтесь, уже почти на месте.

Сани свернули на широкую улицу — совсем не похожую на теузкие тупики, что разделяли заводские корпуса. Она была освещена — такими жефонарями, как на набережной.

И впереди что-то грохотало. Гремело. Сверкало яркимипрожекторами. Неслось нам навстречу. Что-то металлическое, на огромных, метрадва в диаметре, колесах, между которыми угрожающе нависал приземистыйбронированный корпус с несколькими башенками с тонкими стволами — то липулеметов, то ли мелкокалиберных пушек…

Феликс прижал сани к обочине — и ревущая, громыхающая машинапронеслась мимо нас. Остро запахло чем-то химическим. Не обычная бензиноваявонь, а совсем другой запах, чуточку спиртовой, чуточку аммиачный.

— Так и народ подавить недолго, — буркнул Феликс. Обернулся:— Что притихли? Танка не видели?

— У нас танки другие, — тихо сказал Котя. — Они ездят загородом. Степенно. На гусеницах.

— Так у вас и по берегу гулять можно, — усмехнулся Феликс.

С берега, куда умчался колесный танк, часто застучало, будтозаработала огромная швейная машинка.

Мы удалялись от берега — и город вокруг оживал, терял своюунылую геометрическую правильность. Пошли здания в два-три этажа, еще нежилого, но уже и не промышленного вида. В некоторых окнах горел свет. Отдороги, по которой мы ехали, разбегались в разные стороны узкие улочки.

Снега стало меньше, полозья временами пронзительно скрипелина камнях. Мы свернули, дорога запетляла, и сани стали подниматься в гору.Теперь вокруг стояли внушительные особняки, окруженные садами. В каком-то окнея с радостью увидел мелькнувшую человеческую фигуру: женщина разливала чай. И японял, чего мне тут так сильно не хватало: нормальных людей. Безумная бабка пофамилии Белая, ее дебильная прислуга, убийцы в черном, даже Феликс, появившийсякак чертик из коробочки, — все это были не люди, а персонажи театра абсурда.Такие же странные, как скребущее щупальцами по берегу чудовище или спешивший нарандеву с ним скоростной танк, только в человеческом облике.

А вот женщина, пьющая чай, была настоящей. Обычной. Самыеобычные и банальные вещи — они-то как раз и есть настоящие. И даже эта мысльнастоящая — потому что банальная донельзя…

Как ни странно, но люди теперь попадались все чаще, несмотряна позднее время. В саду у двухэтажного особняка компания человек в десять —взрослые и дети — играла в снежки. Нам помахали руками, обстреляли снежками идружно прокричали какие-то поздравления, я не расслышал, с чем именно.

— У нас праздник, — повторил Феликс.

— Я тоже не прочь поиграть в снежки, — мрачно сказал Котя.

— Сейчас согреетесь, — понял его Феликс. — Уже приехали.

Сани остановились у приземистого здания на вершине холма. Поархитектуре оно напоминало старую русскую усадьбу — двухэтажный центральныйкорпус и два одноэтажных крыла. Площадка перед зданием была покрыта утоптаннымснегом со следами многочисленных колес и полозьев. Все те же фонари на улице.Яркий свет из окон, движущиеся тени за шторами и, кажется, приглушенная музыка.Нас то ли ждали, то ли заметили приближение саней — в дальнем крыле особнякаоткрылась дверь, к саням подбежал молодой парень: в расстегнутой рубашке, влегких туфлях, но с обмотанным вокруг шеи шарфом.