Книга Загнанная в угол - Марина Серова

— Чего-чего?

— Объясняю популярно. Вы пришли домой и застали Елизавету Андреевну в постели с молодым прощелыгой. Тот, вместо того, чтобы немедленно уйти, опустив очи долу, начал на вас наезжать. Вы не смогли стерпеть унижения и ударили его по голове тем, что подвернулось под руку, а именно — подсвечником. Наглый проходимец скончался на месте, хоть вы этого и не желали. Вы испугались, спрятали труп в погребе, потом перезахоронили его, но, не выдержав мук совести, решили-таки пойти в милицию и все рассказать. Судить вас будут лишь за то, что вы не сообщили обо всем сразу. Думаю, что, учитывая ваши заслуги перед Отечеством, чистосердечное раскаяние и жалея вас как опозоренного мужа, граждане судьи дадут вам не больше пяти лет общего режима. А там, глядишь, подоспеет очередная амнистия. Конечно, такого поста вам больше не видать, но зато вы — народный герой. Честь ваша не запятнана, и добрая память о вас вечно будет жить в сердцах людей! — закончила я речь на высокой ноте.

Тимофеевский молчал. Он находился в тягостных раздумьях.

— Ну же, Вениамин Михайлович, решайтесь. Думаю, что Елизавету Андреевну мне удастся убедить сотрудничать с вами. Ей ведь, в противном случае, светит отнюдь не условный срок. А так — года три условного режима за недоносительство.

— А если она не согласится? — спросил администратор, и я поняла, что он склонен принять мое предложение.

— Тогда кричите: караул!

Тимофеевский хлебнул еще «Мартини», и его глаза подернулись розоватым туманом. Алкоголь возымел над ним некоторое действие, и администратор стал менее раздражительным.

— А переговоры с ней будешь вести ты или мое присутствие тоже потребуется? — спокойно спросил он.

— Пожалуй, я справлюсь одна. Так вы согласны с моим предложением?

Вениамин Михайлович шумно вздохнул, сделал еще глоток горячительного напитка и совсем скис. Теперь он сидел насупившись, думая о своей тяжкой доле и полностью меня игнорируя.

— Вы согласны? — повторила я вопрос после продолжительной паузы.

— А? — рассеянно отозвался он, посмотрев в мою сторону. Вид у него был такой, словно он впервые меня видит. — А… Да, согласен, — и добавил: — Пока согласен.

— Не понимаю?

— Потом поймешь, — хмыкнул он и уже оживленнее произнес: — Нам, наверное, нужно обговорить детали? Ведь меня будут допрашивать по всей форме, полагаю?

— Несомненно. Сумеете сейчас сосредоточиться?

— Вполне, — вяло прозвучал его ответ.

— Что ж, начнем с того, куда вы дели орудие убийства?

— Спрятал. Спрятал на случай, если пришлось бы утихомирить Елизавету.

— То есть? Вы хотели ее убить тем же подсвечником или представить его суду в качестве улики против нее?

— Хм, — зловеще усмехнулся Тимофеевский, скривив уголок рта, — убить я ее мог бы и из пистолета, если б понадобилось. Ну, разумеется, второе. Там же остались отпечатки ее пальцев.

— Понятно, — кивнула я. — Очень хорошо. Теперь вы пометите этот подсвечник своими пальчиками, а в милиции скажете, будто подспудно чувствовали, что в конце концов явитесь с повинной, а потому и не выбросили его. Этой ерунде поверят. Теперь второе и очень важное. В тот день, а вернее, в тот поздний вечер, на чем вы могли бы отвезти труп в Скатовку? Надеюсь, что, кроме служебной машины, у вас есть еще какая-нибудь?

— А если нет? — спросил он и ехидно сощурился.

— Тогда тоже кричите: караул! На тот вечер служебную машину можно легко вычислить, стояла она в гараже или…

— Ладно, не распаляйся. Есть.

— Ну и чудненько. А теперь скажите, какой она марки? Какой имеет цвет? Ее номер и серия?

— А это еще зачем? — удивился он.

— Пойду для убедительности вашим свидетелем.

— То есть?

— Скажу, что видела вас в лесу, когда вы закапывали труп. Считайте, что я помогаю вам.

— Слушай, ты… — снова начал заводиться Тимофеевский, — давай вот только без этой фальшивой благотворительности! Ты что, имеешь в этом какой-то интерес?!

— Боже упаси. Единственное, чего я хочу, так это помочь вашей жене, которую вы…

— Я же сказал! — крикнул он и стукнул кулаком по столу. Несколько маринованных мидий соскочили с тарелки. — Я просил без благотворительности. Никто и никогда в этом мире не делает ничего за так. Нет таких людей, не су-щест-ву-ет, — по слогам продекламировал он.

— Мне очень жаль вас, Вениамин Михайлович. Жаль, что вы не встречали в своей жизни бескорыстных людей, — сказала я, чувствуя, что сейчас отвратительна сама себе.

Да, я хотела выбраться из этой истории, не запачкавшись. Да, я хотела, чтобы Елизавета Андреевна не узнала, что именно я была настоящим свидетелем того, что они с братом пытались скрыть. Не знаю почему, но хотела. И потому сейчас я предлагала компромисс не только Тимофеевским, я шла на него и сама, но это был очень грязный компромисс.

— А ты встречала таких людей?! — снова выкрикнул он. Глаза его налились кровью.

Я оставила этот вопрос без ответа и предложила вернуться к делу:

— Закроем эту тему, Вениамин Михайлович. Давайте поговорим о машине.

— Их три. «Волга» «ГАЗ-3110», «Мерседес-300» и джип «Лендровер». Какую выберешь? — спросил он, гордо подняв двойной подбородок.

— Которая потемнее, — ответила я, — и которая хоть раз выезжала из гаража.

Еще около получаса у меня ушло на то, чтобы объяснить Тимофеевскому, где находится Скатовка, начертить подробный план кладбища с указанием места захоронения Грачева и дать инструкции, как вести себя при допросе.

Все это время Вениамин Михайлович слушал меня внимательно, кое-что записывал и выглядел при этом полностью смирившимся со своим положением. В его затуманенных глазах можно было заметить горечь, боль и отрешенность. Когда же я собралась уходить, он проводил меня до дверей и, тяжело вздохнув, сказал:

— Все это я делаю только ради Шуры. Не хочу, чтобы мальчик пострадал из-за меня.

— Ну вот, Вениамин Михайлович, а вы говорите, что никто никому ничего не делает за так.

— Да пошла ты!.. Тебе все равно не понять, — был его ответ, а потом прозвучал вопрос: — А откуда ты все-таки узнала, что Грачев был моим доверенным лицом?

— Не забывайте, что я частный детектив, Вениамин Михайлович, — ответила я.

От Тимофеевского я прямиком направилась к Елизавете Андреевне. Вот некоторые фрагменты нашего с ней разговора:

— Вы говорите, Танечка, что мне нужно будет сказать, будто я на всех парусах мчалась из санатория ради того, чтобы встретиться с этим… с этим молодым развратником?! Но посудите сами, ведь при этом пострадает моя репутация!

— А вы считаете, что она пострадает меньше, если вы окажетесь за решеткой? А заодно там же окажется и ваш ни в чем не повинный брат. Вы, Елизавета Андреевна, лучше нарисуйте мне подробный план места, где вы закопали труп Грачева, а я передам это Тимофеевскому.