Книга Поцелуй ночи - Ярослава Лазарева

«Der Angriff»,[8]— было написано сверху, мне это ни о чем не говорило.

— Посмотри на дату, — сказал Грег.

Я увидела, что это номер за май 1927 года.

— Вот, значит, в каком мы времени, — задумчиво проговорил Грег. — А Гарц жил в XVI веке, так, по крайней мере, указано в его биографии.

— Мимо нас прошел вампир. Думаю, это он и есть. А если так, значит, он и вправду после повешения превратился в вампира и прожил до XX века.

— Пошли скорее за ним! — сказал Грег и схватил меня за руку, увлекая к калитке. — Я столько думал о нем! Неужели сейчас все увижу своими глазами?

Грег вел себя как настоящий. Видимо, его сущность полностью переместилась в новое, пусть и искусственно созданное, тело. Хотя я понятия не имела, как это произошло, но давно взяла за правило особенно не задумываться над подобными вещами, иначе можно просто сойти с ума.

Осторожно войдя в калитку, мы оказались на узкой, выложенной серой плиткой дорожке, которая вела в глубь сада. Медленно двинулись по ней, Грег чуть впереди, я — за ним. Густые кусты скрывали от нас территорию. И вот раздались голоса. Мы остановились за невысоким деревцем с пышной кроной и переглянулись.

— Чего мы прячемся? — сказал Грег и улыбнулся. — Мы ведь все равно невидимы в этом измерении.

И он потянул меня за руку. Мы обогнули деревце и очутились перед круглой клумбой, сплошь усаженной сиреневыми и белыми тюльпанами. За ней под высокой многолетней елью на широкой деревянной скамье, застеленной клетчатым пледом, сидел Гарц. Он сжимал в объятиях хрупкую белокурую девушку лет восемнадцати.

— Люблю тебя, люблю, Эльза, — хрипло шептал он, глядя ей в глаза.

— И я тебя, Берт… больше жизни, — отвечала она.

— Мы всегда будем вместе, после моего превращения мы обвенчаемся, — взволнованно говорил он и целовал ее. — Не боишься? Ты окончательно решила?

— Не боюсь… пусть все будет, как будет… Мы отвернулись.

— Почему она назвала его Берт? — прошептал Грег.

— Ты же сам говорил, что Рубиан Гарц — это псевдоним. Видимо, его настоящее имя Бертран, или Альберт, или другое подобное.

— А-а-ах, — раздался в этот момент нежный тихий стон.

Мы отошли дальше по дорожке и замерли, сцепив руки.

Я почувствовала, как Грег дрожит всем телом. Его лицо снова двоилось, черты смазывались.

— Тебе плохо? Хочешь уйти? — спросила я и коснулась его виска пальцем.

— Не знаю, что происходит, — ответил он, — но мне и правда плохо. Но надо выяснить все до конца.

Мы вернулись к скамье. Эльза сидела, сжавшись в комок и прикрываясь платьем. Ее глаза казались двумя черными кругами на побелевшем лице. Гарц стоял в неестественной позе рядом. Его лицо, искаженное сильнейшей мукой, было поднято к небу, из распахнутого рта торчали длинные клыки. Он хрипло рычал, сжимая кулаки с отросшими когтями. Когти так сильно впились в его ладони, что потекла кровь. Эльза дрожала все сильнее, мне показалось, что она сейчас упадет в обморок. Грег вцепился в мою руку и замер.

— Люблю тебя, — рычал Гарц, — люблю больше жизни… больше смерти… И это сильнее всего!

— И я тебя люблю, — прошелестел обмирающий голос Эльзы. — И готова ко всему.

Она потеряла сознание. Гарц посмотрел на ее запрокинутое бледное лицо, на распростертое тело, едва прикрытое платьем, и бросился к ней. Грег сжал мою руку так сильно, что я вскрикнула от боли. Гарц приник к Эльзе. Она вздохнула и открыла глаза. Она, не отрываясь, смотрела на него. Затем прошептала:

— Я люблю тебя…

И вдруг Гарц отстранился от нее. Его стало трясти, и он исчез. Мы ждали, затаив дыхание. Но он не появлялся. Вот уже Эльза пришла в себя. Она судорожно втянула воздух, села на скамью и огляделась по сторонам.

— Берт, — тихо позвала она, — милый… Но в саду никого не было. Она оделась, потом расплакалась. Я смотрела, не понимая. Куда делся Гарц? Ведь он явно сдержался, никаких укусов не было, и Эльза выглядела невредимой. Где же он? Я была уверена, что после превращения он станет обычным парнем, вернется к своему прежнему виду… Вернется к прежнему виду… Стоп! Я вспомнила строки его стихотворения: «Я человеком стал. Но берега реки навечно разделили нас… Тоскую… Тянусь к тебе… но пустоту целую.

Река — века! К тебе не перейти…»

Догадка, поразившая меня, вызвала приступ ужаса. Я посмотрела на Грега, он застыл и смотрел в глубь себя. В его глазах было отчаяние. Мы покинули сад, не сказав друг другу ни слова. На улице перед нами возникла Лила. Она пристально посмотрела вначале на Грега, затем на меня.

— Неправильно, — сказала она, подлетела к Грегу, и не успела я вмешаться, как он исчез.

— Зачем ты?! — закричала я. — Я не могу без него!

— Ему это вредит, — без выражения произнесла она. — Это просто игра. Не воспринимай все всерьез!

— Игра?! — взвилась я. — Зачем ты показала нам все не до конца? Что стало с ними потом? Я с ума сойду! Что было потом?!

Лила задумчиво смотрела на меня.

— Есть допустимый порог знаний. Все должно приходить в свое время.

— Ну хоть что-то! Я тронусь умом от неизвестности!

Лила приблизилась, ее лицо заполнило все видимое пространство, расширенные зрачки поглотили меня…

Я оказалась в полутемной маленькой комнатенке с низким потолком. За деревянным столом древнего образца сгорбился молодой парень. Это был Гарц. Я видела его со спины. На столе находилась глиняная плошка, в которой оплывала воском толстая желтая свеча. Гарц был одет в поношенную холщовую рубаху и мешковатые брюки. Его рыжеватые волосы были коротко острижены и торчали в разные стороны непослушными вихрами. Он быстро писал, что-то бормоча себе под нос.

«Что это? — удивилась я, наблюдая за ним. — Я словно очутилась в какой-то старинной картине. Господи! Да мы не иначе как в XVI веке! Это что, еще до превращения?»

Я не знала, что и думать. Это явно был Гарц, выглядел он как обычный парень, простоватый на вид и точно не из высшего сословия. Обстановка комнаты соответствовала тому времени и социальному статусу Гарца, он был сыном плотника. Именно так было написано в предисловии к его сборнику. Все говорило, что я нахожусь в далеком прошлом: и дощатый пол, застеленный выцветшим домотканым половиком, и топчан в углу, покрытый лоскутным одеялом, и основательный книжный шкаф, плотно уставленный томами, и маленькое квадратное окошко, и одежда Гарца, и даже запах. Это была непривычная мне смесь из запахов дерева, хлопковых вещей, воска свечи и чего-то еще, мало мне знакомого. Воздух в комнате казался затхлым.

Я подошла и заглянула Гарцу через плечо, хотя не надеялась, что хоть что-нибудь пойму, ведь это был язык XVI века. Однако смысл того, о чем писал Гарц, каким-то непостижимым образом был мне ясен. Гарц пытался написать свою биографию, вернее, автобиографический роман, что меня удивило: он был известен как поэт, к тому же узкой тематики. Никаких сведений о его прозе до нашего времени не дошло, иначе Грег обязательно бы отыскал его произведения.