Книга Детдом для престарелых убийц - Владимир Токмаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другой бомжара, у которого на голой груди была татуировка «Старость – не радость, молодость – не жизнь», перочинным ножиком выковыривал что-то из-под грязных ногтей и тут же слизывал.
Уж не помню, кто из этих падших интеллектуалов привел в сраный гадюшник глухонемую проститутку, которая сунула нам под нос картонку с корявыми буквами:
«Сосаю член за 20 рублей. Нечем кормить детей. Таня».
Она была такая грязная и распространяла вокруг себя такую вонь неподмытого уличного блуда, что мы с Семеном не решились ответить на столь лестное предложение. Просто дали ей какую-то мелочь.
А двое бомжиков – те ничего, оказались не из гордых.
Горбатый бомж, похожий на Тулуз-Лотрека, и другой, с корявой татуировкой на груди, завели ее за печь в котельной (или это были все-таки трубы в теплотрассе?) и долго там с ней сопели, приглушенно приговаривая: «Ну давай, сука, давай, нет, теперь, сука, не так, а вот так…» Эх городская дурочка, господня дудочка…
Получилось, что мы заплатили за их удовольствие. Нет, нам не жалко. Главное, чтобы народу было хорошо.
Короче, большой бэмс и наша маленькая сексуальная революция.
«Сначала надо накопить много грязи, а уже потом из грязи лезть в князи», – втюхивал мне на протяжении этой кошмарной ночи свою очередную гениальную максиму Сэм.
Уже дома, проснувшись далеко после полудня и дико мучаясь с похмелья (никогда не пейте с бомжами технический спирт – козленочками станете!), я безрезультатно пытался вспомнить, кого же эта глухонемая проститутка мне напоминает?
И когда я наконец-то спасся, нахлебавшись хлорированной воды прямо из-под крана, меня пронзила кошмарная, абсурдная мысль. Если бы тогда, в моем далеком детстве, моя соседка, глухонемая девочка Таня, осталась бы жива, внешне (зуб даю!) она как две капли воды была бы похожа на эту опустившуюся женщину!
Я так испугался своих мыслей, что, свалившись на диван, снова забылся пьяными кошмарами.
…Обычно, когда я просыпаюсь после ночных безумных похождений, мне приходит в голову одна и та же мысль: «Почему люди не летают? Почему люди не летают, как птицы?»
Сейчас бы взмахнул крылами, крепко зажав в лапках авоську, и спикировал соколом на пивной ларек – в горле сушняк, голова большая и мягкая.
Хорошо бы все-таки холодненького пивка!
«Какое же у нас, блин, все-таки негармоничное время! – зло думал я, продолжая отлеживаться на диване. – Гормоны у народа бродят, а вот гармония – нет».
«…Глеб Борисович!
Как вы не можете понять, что если это так, то вся моя жизнь, все мои надежды на будущее пошли насмарку! Своим „Всадником, скачущим впереди” вы не оставляете никакого шанса ни мне, ни другим начинающим…»
Пятнадцать страниц такой истерии.
Ко всему прочему к письму была приложена внушительная пачка аккуратно напечатанных на машинке стихотворений.
Стихи были ужасно подражательными, надуманными и выспренними, лишенными какой-либо творческой индивидуальности. От них за версту несло девятнадцатым веком, В. Бенедиктовым, С. Надсоном, плохо переваренным Апухтиным и поздним Фетом. Я показал письмо и стихи Семену.
– Пока ничего конкретного об этом юноше сказать нельзя. Стихи никуда не годны. Но ведь ему всего-то девятнадцать лет.
– И для своих девятнадцати он пишет лучше, чем я писал в его годы.
– Да ты и сейчас пишешь так себе, – попытался сострить Семен. – Но не в этом суть. В его письме есть энергия и страсть, это живой человек, а не законченный литературный персонаж, филологический макет. Поиграй с ним в кошки-мышки, в вашим-нашим, в я не я и жопа не моя. Авось лет через пять из него и получится что-нибудь стоящее.
Вчера меня отправили писать репортаж о каком-то говенном конкурсе художественной самодеятельности. В умении петь и танцевать соревновались коммунальные хозяйства города Волопуйска.
В буфете было просроченное кислое пиво. Я бы умер от тоски и безысходности, если бы совершенно неожиданно не встретил там Клима Вадимова, старинного дружка, который, оказывается, подвизался вести светскую хронику на местной независимой телекомпании НТА. Воистину историческая встреча!
Последний раз я его видел года два назад. Интереснейший персонаж, этот Клим Вадимов! Когда-то он косил под хиппи, ходил в потертой косухе, драных джинсах, с козлиной бородой и с длинными немытыми волосами, заплетенными сзади в косичку. Среди волопуйской молодежи он получил скандальную известность в середине 80-х как один из главных участников и организаторов полуподпольной фотохудожественной выставки «Ближе к телу!».
Честно признаться, выставка была так себе. Но обилие сфотографированных и нарисованных обнаженных женских тел вызвало недовольство со стороны комсомольско-партийных бонз последних лет правления КПСС.
Комсомольские вожаки с милицией гонялись за Климом по Волопуйску, чтобы привлечь его к уголовной ответственности за аморализм и безнравственность. Слава богу, времена уже были не те: из Москвы пришло указание «не трогать этих убогих, они сами вымрут или сьебут на Запад».
Ан нет! Вымерли как раз коммунистические динозавры, а Клим Вадимов – вот он, в моих объятиях, живее всех живых!
А поворотись-ка, Клим! Экий ты стал теперь – настоящий яппи. Вот так, учись, дядя: от хиппи до яппи – один визит в парикмахерскую!
Вадимов только что переехал на новую квартиру, снятую для него руководством НТА, и предложил немедленно отпраздновать нашу встречу, объединив ее с новосельем.
Собралось десятка полтора местных интеллектуалов, в основном мужского пола. Тут были эстеты в драных, несвежих носках, от которых за версту несло козлом и перепрелым потом, стареющие провинциальные художники-авангардисты, те самые безнадежные неудачники, изучавшие когда-то мировую культуру по плохим иллюстрациям в пропагандистских брошюрках советского периода. Поэты в прозаики, не опубликовавшие за свою жизнь ни одной строчки, заигравшиеся в юности в непризнанных гениев: для них имидж стал дороже самого творчества.
Народу было много, а денег, как всегда, мало. Решили сэкономить на закуске: взяли в проверенном коммерческом ларьке несколько литров питьевого спирта и на запивку – темное пиво. Нам предстоял ночной заплыв в спирту на время до берегов Австралии и, кроме того, сельская спартакиада – кто дальше глотнет «колеса».
Из мебели в квартире у Клима только грязный, в желтых разводах, матрас и две колченогих табуретки. Есть, правда, новый холодильник. Но в нем пока хранятся старые подшивки журнала «Иностранная литература» (с 1986 года). На одной из стен – несколько самодельных полок из необструганных досок. И все это завалено красками, холстами, бумагой, альбомами по искусству, книгами, компакт-дисками, аудио– и видеокассетами. Все видимое пространство увешано картинами, заставлено небольшими скульптурами. Кстати, будем справедливы, довольно известных российских художников-авангардистов, в большинстве своем покойных. (К. Вадимов умел торговаться и обычно скупал эти работы за бесценок у вдов или у равнодушных к творчеству своего родственника наследников.)
