Книга Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл

Когда Клод пересек Новый Мост и вышел на дорогу, ведущую в Лион, силы окончательно покинули его. Продавец газет, возвращающийся без груза с бумажной фабрики, предложил подвезти юношу в своей запряженной горбатой клячей двуколке. Но Клод мнил себя истинным мучеником, а потому не поехал. В довершение всего гроза, собиравшаяся целый день, наконец-то разразилась, точно пытаясь соответствовать мрачному настроению Клода. Струи воды бежали по его длинной шее, в ботинках хлюпало. Но Клод не обращал на это никакого внимания, он думал лишь об аббате. Юноша представлял себе сцену убийства в виде двигающихся теней на светлом фоне, и картинка в его голове по яркости и точности не уступала пластинке из волшебного фонаря.

Кроме Клода, на дороге никого не было, и это напомнило ему об истории, рассказанной аббатом очень давно. В ней упоминалось племя индейцев, которых Оже встретил во время своего путешествия в качестве миссионера в Перу. Старики этого племени отправляли юных мальчиков скитаться. Без всякого провианта, без одежды зимой, они бродили по округе, с гениталиями, болтающимися на ветру, «подобно флюгерам». (Аббат всегда делал внушительную паузу в этом месте.) Нередко такое путешествие заканчивалось тем, что их посещало видение. «Им не давали ни огня, ни инструментов для его извлечения, ни пищи, ни оружия, с помощью которого ее можно достать. С синяками от камней, исцарапанные колючими растениями, они покидали родной дом беззаботными мальчишками, а возвращались мужчинами».

Клод задумался: не в такое ли путешествие отправился и он? Однако вскоре понял, что его случай иной. Ведь ему никогда не вернуться туда, откуда он ушел. Клод снова загрустил. Струи воды стекали по щекам, и вдруг ему пришла в голову мысль, что среди всех жидкостей, запасенных в его прежнем жилище, – среди многочисленных образцов слюны, мочи и родниковых вод, – никогда не было слез.

Через несколько пройденных миль новое чувство вытеснило гнев, печаль и ощущение сырости, окружавшей его, – Клод проголодался. Урчание в животе заглушило даже турецкое рондо. Клод вспомнил, что в «Трактате о голодании», написанном одним шотландцем, предлагалось вкушать определенные запахи, дабы они утоляли голод. Юноша наблюдал, как курица бежит за телегой и клюет зерна, выпавшие из нее. Возле покосившихся домишек он остановился, чтобы купить у торговца ломоть домашнего хлеба по завышенной цене и стакан пунша. Клод глубоко вдохнул аромат хлеба и тотчас понял, что автор трактата ошибался. Юноша в секунду проглотил краюху и выпил пунш, который на поверку оказался даже хуже, чем настои мадам Пейдж. Закончив трапезу, он осознал, что почти так же голоден, как до ее начала.

Дождь ненадолго прекратился, и Клод сел отдохнуть под дуб. Неожиданно он почувствовал, что уже не один, и повернулся, чтобы осмотреть чучело, сгорбившееся над незасеянным полем. Клод достал из сумки все, что там было, и выложил вещи в ряд. Он надеялся, что если приведет в порядок имущество, тогда то же произойдет и с его мыслями. Он начал считать.

Трое часов. Клод проклинал себя за то, что забыл в поместье самые ценные часы – часы, сделанные его отцом.

Один свиток с буквой «3», вырезанной у основания. Он хотел записать крик потерявшегося барашка еще днем, однако боялся, что свиток намокнет.

Одна тетрадь. «Клод быстро просмотрел ее, и на него нахлынули новые воспоминания. Он уже давно хотел раскрыть связь между чиханием и солнечным светом; поспорить с Реомюром и Бюффоном о том, что у пауков есть душа; поработать над новым регулятором хода, который мог защитить часы от удара. Обо всех этих планах теперь придется на время забыть.

Одна рубашка.

Несколько инструментов.

Одна книга на латыни. Клод приподнял форзац и утешился видом двух монет, заполняющих отверстия.

Еще инструменты.

Один портрет-миниатюра.

Он сложил все заново, завернув в рубашку инструменты, свиток и книгу, чтобы хоть как-то защитить их. У него имелся специальный мешочек для портрета и часов. Проделав это, Клод уснул и спал до тех пор, пока очередной ливень не разбудил его перед самым рассветом. Он протер глаза кулаками и, услышав незнакомые звуки, покосился на дорогу. Колонна людей медленно брела в сторону гостиницы. Клод подошел к вывеске и понял, что не может не войти.

17

Знак, соблазнивший Клода, висел на массивной двери. На нем был изображен сложный механизм, вращающий сразу несколько рядов с вертелами. В верхней половине конструкции помещалась дичь: пять перепелов жарились над четырьмя голубями, а те, в свою очередь, над восемью цыплятами. Всю нижнюю часть конструкции занимала свинья на вертеле, с завязанными ногами и ртом, растянувшимся в гримасе.

«Свинья на вертеле» была самой известной гостиницей по дороге в Лион. Арнольд в своих мемуарах вспоминал о бугристых матрасах и грязных конюшнях и все же, несмотря на такую отрицательную оценку предлагаемых услуг, хвалил гостиничную стряпню. Свигглвайс оказался немного доброжелательнее – на своем высоком немецком он вспоминал о гостеприимности хозяев и о «громадном камине». «Свинья» была большой гостиницей, с высокими потолками и действительно огромным (прав оказался австрийский путешественник!) камином из обожженного кирпича, вокруг которого стояли гранитные лавки. К камину собирались, чтобы поговорить (лавки тому весьма способствовали) и чтобы приготовить пищу (последнему помогал вертел). Как правило, этот искусно выполненный вертел вызывал восхищение у клиентов и навлекал на сына хозяина гостиницы шквал ругательств – парень отвечал за сохранность аппарата. Впрочем, на сей день обычное правило не распространялось. Сын хозяина сидел довольный и спокойный, подальше от суеты и гвалта толпы. Он играл с собакой, скармливая ей подгоревшие внутренности оленя. А клиенты ругались, окружив хозяина гостиницы.

– Вертел сломался, – оправдывался тот. – У нас нет цепи для вращения вертела. И пока ее нет, мы не можем готовить мясо.

Он подкрепил сказанное тем, что показал собравшимся несколько звеньев цепи, которая в лучшие времена способствовала вращению вертелов с дичью. Затем хозяин посмотрел, будто надеясь найти поддержку, на свинью, которую уже насадили на вертел, но не успели приготовить. Теперь хрюшка мирно стояла в углу. Ее рот, облепленный мухами и пеплом, растянулся в ухмылке. Толпа ревела, и в ее шуме можно было различить прованский, савойский и юрский акценты.

– В такой час все скобяные лавки закрыты, и никто не сможет ее починить.

– Месье, – обратился к хозяину представитель рассерженных клиентов, сам назначивший себя на столь ответственный пост, – я очень хочу есть. И если вы не желаете, чтобы насадили на вертел вас, будьте добры, угостите нас деликатесами, которыми славится ваше заведение..

Мужчина внушительных размеров уселся за стол, развалившись. Он вытер платком лоб, шею и нос, а затем вытянулся вперед, демонстрируя круглый живот и поражая всех громадностью тела. Этот персонаж явно был достоин самого Рабле.

– Извозчик, этот вертел не просто вращательная машина. Он снабжен автоматическим устройством для проворачивания. – Хозяин указал на сложную железяку.