Книга Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона - Елена Ларина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как безумно далеки вы, меньшевики, от народа. Только пошлые фразочки, вроде этой, вас с ним и сближают», – подумала я и случайно коснулась ее ноги. Поливанова тут же вытянулась всем телом, поползла, чуть с кровати не свалилась.
– …Мне уже к гостям не хочется выходить,
словно на мне костюмчик какой-нибудь китайский или курточка турецкая из полосатого баула только что вынутая. Поливанов меня тащит почти силой. Гордый такой сам собою! Гости, кончено, охают, ахают, носы свои тянут мне прямо в декольте. Мой герой, конечно, цифру эту неполноценную выкрикивает, хвастается. Гости опять к моей груди полезли, глазеть. А меня начинает трясти от злости. Тут Поливанов спрашивает: «А где певица Даша Раскрутина? Что она не поет? Велено ей было быть в юбке покороче, с голым животом! Где юбка и где живот?» Администратор трясется, отвечает: «В гримерке она, переодевается. Обещалась скоро выйти… » А я не могу – надо мне на ком-нибудь злость свою сорвать, пары выпустить…
Никогда не предполагала, что лежащий человек выглядит таким длинным. Я отодвигаю понемногу ногу и наблюдаю, насколько Поливанова сможет вытянуться.
– …Захожу без стука в гримерку к этой поп-звезде. Знаешь, Свет, какие они все на самом деле толстые и бесформенные? Какой дурак их только раскручивает? И были бы хоть голоса приличные?! Так вот. Сидит эта коровища в красном платьице и такого же цвета сапогах, губы подводит. Глазом едва в мою сторону повела, рот недокрашенный скривила: «Брюлики, – говорит, – в прокате взяла? Или бутафорские? Настоящие так не сверкают, сразу видно – подделка!» Я молча подхожу к гримерному столику, беру в правую руку косметический набор в раскрытом виде, левой хватаю ее за гриву и размазываю по ее широкой морде все эти цвета радуги по кругу. Сама понимаешь, что тут началось. Мы сцепились, полетели на пол флаконы, зеркала, банки… Крик, визг, – она вяло махнула рукой. – Мне потом рассказывали, что я орала как сумасшедшая: «Миллион баксов, сука! Миллион баксов!» Журналисты, идиоты, потом написали, что певица Даша Раскрутина должна Поливановой миллион долларов и не отдает, из-за чего и возникла потасовка… Одним словом, Раскрутина ничего нам не спела, а Поливанову пришлось срочно вызванивать Машу Тарзанкину, вытаскивать ее с какого-то концерта и тащить к нам… Ей, правда, мое колье очень понравилось. Попробовало бы оно не понравиться!
Я смотрю как бы на киноэкран. Фильм про вампиров. К телу красавицы-девушки тянется рука хозяйки замка с кроваво-красными ногтями, ее алые губы приближаются к шее. Уже видны острые зубки…
– Ты чего вздрагиваешь? – спрашивает Поливанова.
– Нарассказывает ужастиков, а потом спрашивает, чего я вздрагиваю! Ты, Люда, опасный человек! Ты случайно кровь человеческую не пьешь за завтраком?
Поливанова улыбается. Роль хищницы ей явно по душе.
– Это идея! – оскаливается она и выпускает когти. – Прямо сейчас и попробую!
С визгом она бросается на меня. Я едва успеваю заслониться подушкой. Под потолком сцепились две огромные голые кошки.
Хохоча, я отпихиваю Людмилу руками и коленями, пытаюсь стукнуть ее подушкой. Но неожиданно чувствую, что моя соперница не шутит. Ее выпущенные когти целятся в меня, в глазах ее я вижу азарт первобытной охотницы. Мне становится не по себе.
– Перестань! Ты слышишь меня? Людмила, опомнись!
Мою кожу под левой грудью словно обожгло. Я скатываюсь на пол и вскакиваю на ноги. На левом боку у меня три красных полосы – следы ее ногтей. Я растерянно смотрю, как на коже проступают кровавые капельки, соединяясь в ручейки, как в детской весенней игре.
– Светочка… Девочка моя, прости… – шепчет Поливанова, – я дура, идиотка! Прости меня! Я чокнутая долбаная стерва! Прости меня! Что сделать, чтобы ты меня простила?
Поливанова подползает ко мне на коленях. Неужели она в моей власти? Что приказать ей? Может, попросить у нее колье?
– Девочка моя, драгоценная моя, прости! Ну, расцарапай мне морду!
Она берет руками мою ладонь, целится моими ногтями себе в лицо. Ну! Что же ты медлишь?
– Пальчики мои, – шепчет Поливанова и начинает облизывать мою руку.
Вот стерва! Людмила обнимает меня и целует след своих когтей.
– Я – стерва, Светик, стерва, – тихо говорит она, словно подслушав мои мысли.
И мне еще казалось, что я могу играть этой женщиной в своих интересах? Что я использую ее в любой подходящий момент, когда только захочу?
На губах ее я вижу красную капельку. Она улыбается мне улыбкой волчицы, слизывающей кровь со свежей раны своей жертвы.
Сначала я решила, что это кровавая месть за историю с «Финалгоном». Но оказалось, что это просто смена тактики на пути к моему телу.
– Ну что ты, Светик? – Поливанова дрожит, как свеча от сквозняка. – Давай попробуем… Ведь так хорошо все в бане начиналось…
– Люда, я не могу этого сделать.
– Почему? – удивляется Поливанова.
– Потому что люблю… другого…
Не знаю, было ли это серьезным аргументом для отказа? Кто их знает, однополых? Знакома ли им ревность? Ревнуют ли они к противоположному полу или только к своему? Есть ли за этим что-то еще, кроме голимого секса?
Опыт мировой литературы, прилежно усвоенный мной в университете, откликался комедиями Аристофана, биографиями Оскара Уайльда и некоторых французских поэтов. Но все это касалось мужчин. Лесбиянки в мировой литературе были представлены значительно скромнее. Навскидку я смогла вспомнить только «Монахиню» Дидро и… остров Лесбос с поэтессой Сафо.
– Кого же это, если не секрет? – Поливанову интересует конкретное лицо.
Я думаю недолго. Людмила не успевает поднять на меня грустные разочарованные глаза, а я уже ляпаю:
– Писателя Селезнева…
Была такая русская народная забава – смотреть телевизор. Рассаживались на стульях перед экраном, звали соседей, выключали свет и смотрели. Сейчас телевизор уже не смотрят – с ним живут. Без него не могут обойтись, как диабетики без инсулина.
Я всегда считала себя девушкой продвинутой, с университетской прививкой от массовой культуры. Телевизор включала редко, если только не ожидалось увидеть что-нибудь действительно из ряда вон выходящее. Правда, был у меня еще проверенный способ лечения головной боли – при помощи телеэфира.
Если голова раскалывалась на две половинки, как будто кто-то колол на ней дрова, я включала спортивный канал, благо наше кабельное его транслировало. Каждый день вечером телезрителям демонстрировались поединки боксеров-профессионалов. А это и было мое лучшее лекарство от головной боли. Когда два мужика били друг дружку своими пудовыми кулачищами по голове, боль с каждым удачным попаданием отступала. В случае же нокаута, когда один из боксеров падал на помост, моя голова проходила мгновенно. Причем я заметила, что бои легковесов – слишком легкое лекарство, средневесов – несколько эффективнее, а вот потасовки «супертяжей» – мощное, проверенное средство. Замечательной черной таблеткой был для меня Майкл Тайсон. Серия его постоянных побед приучила мою головную боль отпускать меня сразу же, как только он вылезал в своих знаменитых черных трусах на ринг. Но скоро «железный Майкл» опустился, сел в тюрьму, стал кусать противников за уши. Головная боль уже его не боялась. Но на нем свет клином не сошелся…