Книга Модницы - Линн Мессина

— Два года. — Что все это значит?

— Верно. Два года. — Она встает со стула и садится рядом со мной. Теперь мы обе с посетительской стороны, на равных. — И за эти два года между нами сложилась связь, основанная на взаимном уважении и упорной работе.

Не думаю, что взаимное уважение когда бы то ни было возникало в этом кабинете. Моя тревога перерастает в страх. Сейчас Джейн попросит о чем-то личном, о чем можно просить только близкого друга, вроде предродовых занятий по методу Ламаза.

— Точно, — соглашаюсь я, но ерзаю на стуле, пряча руки за спиной. Не хочу держаться с Джейн за руки.

Я зря беспокоилась. Покончив с равенством, она встает и прислоняется к столу.

— Думаю, настала пора для повышения.

Обычно подчиненных об этом не оповещают, но сегодня все ненормально.

— Чьего повышения?

— Твоего, — говорит она с напряженной улыбкой. Сообщать хорошие новости у нее плохо получается.

Я так потрясена, что могу только изумленно пялиться на нее.

— Как тебе нравится должность старшего редактора?

Еще как нравится. Ничего лучше в жизни не слышала.

— Очень нравится.

— Отлично. — Джейн возвращается за стол, к своему черному кожаному креслу на колесиках. — Я велю Джеки разослать докладную записку. Значит, так, прежде всего я хочу, чтобы ты позвонила представителю Гэвина Маршалла.

— Гэвина Маршалла? — Ничего странного. Можно было предвидеть.

— Да, автора выставки «Позолоченная лилия». Позвони его представителю и скажи ему, что мы хотим встретиться и обсудить мои идеи по поводу освещения в «Моднице» выставки.

— Но Маргерит сказала мне…

— Виг, ты теперь старший редактор. Тебе некогда бегать по ее поручениям. Конечно, если ты предпочитаешь заниматься именно этим, я могу сказать Джеки не рассылать докладную записку.

Угроза ясна.

— Нет-нет, что вы.

— Я так и думала. — Она самодовольно улыбается. На ее лице это выражение выглядит уместно. — Так что скажи Маргерит, что все это не сработало.

— Не сработало? — Я не позволяю себе расслабляться и изображаю туповатость.

— Да, ты позвонила его представителям, и их это не интересует. Конец истории.

Если бы Маргерит действительно интересовали работы Маршалла, ее бы это не остановило. К счастью для Джейн или скорее к несчастью, Маргерит даже не знает о существовании Маршалла.

— Ладно.

— Хорошо. Значит, устроишь встречу? Мое расписание уточнишь у Джеки. Пусть это будет как можно скорее. Мы уже работаем над декабрьским номером. — Она снимает трубку, показывая, что разговор окончен. Кто-нибудь другой попрощался бы, но Джейн это не приходит в голову.

Я уже берусь за дверную ручку, когда она меня снова зовет.

— Виг, никому об этом ни слова. Ни одного слова. Понятно? Будет очень обидно снова понижать тебя в должности.

Я уверяю ее, что все понимаю, и ухожу.

Сетка действий, 24 августа: сменить жанр

В книге, которую пишет Майя, полно мертвых тел — в вагонах метро, в римских банях, в еще не сданных квартирах. Она разбрасывает их повсюду и позволяет ничего не подозревающим людям находить их. Она дает неосведомленным прохожим наткнуться на них и заставляет даже самого незаинтересованного детектива-любителя идти и искать убийцу. Вот такие книги она пишет, про обычных людей, которые испытывают себя, прорываясь сквозь смерть. Такие книги никто не станет покупать.

— Это слишком просто для детектива, — сказала она, когда мы сидели в баре «Парамаунт», заливая горе от потери агента, — и слишком детективно для просто романа. Получается гибрид, ни рыба, ни птица, а какой-то странный грифон-дворняжка, которого никто не хочет любить.

Когда Майя выпьет, она становится сентиментальна.

Майя взялась за детективы, думая, что это будет легко, что их легко писать (готовый сюжет) и легко продавать (готовый рынок). И только потом поняла, что не в состоянии написать детектив. Поняла, что из схемы не вырваться, а личность убийцы никак не влияет на развитие характеров.

— Думаю написать любовный роман, — объявляет она, открывая коричневый пакет. Оттуда появляется бутерброд с сыром и ветчиной, следом бутылка сока «Саманта Супер», пакет картофельных чипсов «Лэйс» и кекс. Она устроила себе такой ленч, какой родители собирают детям в пятом классе. Не хватает только яблока.

У меня ленч куда менее впечатляющий — бутерброд с арахисовым маслом и джемом — ни тебе напитка, ни десерта.

— Любовный роман? — спрашиваю я.

— Ну да, любовный.

— А почему вдруг любовный роман?

— Потому что они все ужасны, — говорит она, будто это все объясняет. Глаза у нее все еще ярко-красные, но больше не слезятся, и опухоль спала. Капли, которые дал ей врач, понемногу помогают.

Все равно ничего не понятно.

— Как это ужасны?

— Ну, некоторые совсем даже ничего — но большинство совершенно ужасно. Они просто слишком много книг публикуют в месяц, тут не до качества. Так бывает, когда количество бейсбольных команд основной лиги увеличивается, — говорит она, щурясь от солнца. Мы обедаем на скамейке у входа в Центральный парк. Отель «Плаза» находится напротив, грустные лошадки тащат мимо нас кареты с туристами.

Это что-то новенькое. Майя обычно не выражается спортивными метафорами.

— А что происходит, когда количество бейсбольных команд основной лиги увеличивается?

— Это растворяет состав подающих игроков.

Хотя звучит знакомо, словно уже где-то такое читала, но все же слова эти ничего для меня не значат.

— Ладно.

— Спрос так велик, что качеству не удержаться на уровне, — поясняет она. — Я могу написать сотню тысяч слов за пару месяцев. Это должно быть несложно.

— Нет, — говорю я.

— Нет?

— Нет.

— Что нет?

— Просто нет.

— Но на что именно ты отвечаешь нет?

— На весь этот план с растворением и продажей любовных романов, — отвечаю я. Меня приводит в ужас идея, что Майя потратит сто тысяч слов и пару месяцев на дело, на которое ей наплевать. — Ты зря тратишь время.

— Почему это я зря трачу время?

— Ничего не выйдет.

Майя раздраженно фыркает, изо рта у нее сыплются крошки белого хлеба.

— Почему не выйдет?

— Потому что ты ничего не знаешь о любовных романах.

— А что там знать? Двое влюбляются друг в друга.

— Ты же весь этот жанр презираешь.