Книга Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум - Светлана Борминская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, что я говорил? – уязвлено простонал Синяков. – Ну и чем, скажите, он лучше меня?
– А кто он-то? – Приблудный философ с помойки по кличке Архимед оторвался от созерцания пейзажа у мусорных бачков.
– Банкир! – зло выплюнул Синяков. – С кривой рожей.
– Ничем не лучше, Миша, – сквозь прорехи в зубном хозяйстве пробормотал философ. – А знаешь, Мишутка, неподалеку, в соседнем районе, таким же дворником, как ты, найдена расчлененка в мусорном контейнере – образцы тканей инопланетян...
– Да ты что, а где? – искренне удивился Михаил Алексеевич и, отбросив метлу, подошел ближе к Архимеду. – Расскажи.
Они поговорили про инопланетян, и, по совету философа Архимеда, Михаил Алексеевич записался на прием к психотерапевту, открывшему кабинет в торце пятиэтажки.
Дождавшись времени приема, Синяков постучался в кабинет с латунной табличкой «Психоаналитик Курица». Он ожидал увидеть милую сердобольную блондинку с материнской улыбкой и был неприятно поражен встречей с долговязым прохиндеем в васильковом костюме. Особенно Синякову не понравился лисий взгляд и трубный глас «душевного» доктора!
– А почему вы пришли ко мне?.. – совершенно не душевно спросил Михаила Алексеевича психоаналитик, заполняя карточку абсолютно неразборчивыми письменами.
– Вы вроде самый лучший доктор, – задумчиво пробормотал Синяков первое, что пришло на ум. – Я лишь хотел спросить...
– Ррразве... а откуда вы знаете? – не унялся Курица. – Кто вам сказал эту чушь?
Синяков вдруг заметил, что руки психотерапевта зримо вибрируют, а чернильная ручка, которой он заполняет карточку, примечательно барабанит по бумаге...
«Ого, – подумалось Михаилу Алексеевичу, – и у кого из нас проблемы?» Он хотел даже встать и уйти, но остался, бережно поведав о своей мечте и бесплодных ожиданиях.
Психотерапевт заметно приободрился.
– А с любовью у вас как?.. – Курица внимательно разглядывал Михаила Алексеевича. – На женщин вскакиваете?..
– А при чем тут любовь? – разозлился Михаил Алексеевич. – Никак у меня с любовью, – вынужден был сознаться он, поскрежетав зубами. – Я же не банкир...
– В этом – все, – уверенно кивнул Курица, и кожа на его скулах натянулась. – Вы – интроверт и можете найти любовь прямо в своем дворе, а банкиров единицы, плюньте на них с колокольни... Весьма странно...
– Что?..
– Что вы не нашли ее до сих пор, – пожал плечами Курица. – Вы же очень вдумчивый. Я не раз видел, с каким усердием вы мели улицу Цандера большой березовой метлой.
Михаил Алексеевич потрясенно кивнул. Он мало представлял, как выглядит со стороны, будучи дворником, и его сердце внезапно преисполнилось благодарности.
– Что значит... интроверт? – уточнил он.
– Ну, экстраверт не увидит любовь на своей лестничной площадке – у него ж из ушей антенны. Случайный взгляд ему подавай, город или даже страну. А интроверт, выбивая коврик у подъезда, вполне может влюбиться в соседку, которой очень нравится сам, – улыбнулся психотерапевт.
Михаил Алексеевич озадаченно глядел в пол – за сорок прожитых лет он ни разу не думал о жизни в подобном ракурсе.
– И что же мне делать? – поморгал он.
– Работай честно и женись, наконец, на красивой женщине. А о глупой мечте забудь! – Психотерапевт поиграл желваками и фыркнул в сторонку.
– То есть... Я так никогда и не стану банкиром? – упавшим голосом пробормотал Синяков, не желая расставаться с мечтой.
– Понимаете, Михаил Алексеевич, чтобы стать банкиром, вы должны, э-э-э... – Психотерапевт обвел глазами кабинет.
– Что я должен? – привстал дворник.
– Полюбить банкиров всей душой, – развел длинными руками психотерапевт. – Сможете?
– Это зачем?.. – возмутился Михаил Алексеевич. – Я не смогу.
– А если не можете, как же вы станете им? – Психотерапевт строго прищурился.
– Ну...
– Как можно стать тем, кого ненавидишь? – жестко повторил Курица.
– Ага. – Михаил Алексеевич встал. – Я, кажется, понял...
Впервые за месяц пасмурная погода на улице показалась ему вполне летней. Михаил Алексеевич зорко огляделся в поисках красивых девушек. Глупая мечта вылетела из головы вовремя...
Ангелы на крыше храма пророка Илии громко аплодировали, но дворник Синяков не слышал, узрев перед собой вполне симпатичную даму в положении.
– Вы замужем?.. – с веселой надеждой спросил он.
– Не помню. – Дама осторожно взглянула на него, и через пять минут разговора они уже вместе шли куда-то, оживленно беседуя.
Михаил Алексеевич уже нес тяжелую сумку дамы.
– Молодец, Архимед! – Ангелы посмотрели на сидевшего рядом философа.
– А то, – вздохнул Архангел Запальчивый. В костюме бродяги он исходил пол-Москвы. – Учитесь, пока жив...
Павел Олегович стремительно накручивал спирали по своему кабинету, вибрируя от ярости... Его душил гнев, когда он вспоминал настырно-склеротичный взгляд своего тестя и присыпанную пылью лет тещу Марью Тимофеевну.
– Упорные сквалыги! – выкрикнул он. – Когда ж вас моль съест, а?..
Набегавшись, Голда снял очки и с ненавистью обозрел телефоны на рабочем столе. Был вечер, и, к счастью, работа позволяла немного отвлечься.
Только что звонил тесть и предупредил, что приложит все влияние московской еврейской общины, но не позволит купить в «Алых парусах» апартаменты его очередной любовнице. А через пару минут, как будто сговорившись с тестем, дважды позвонил родитель Даши, некто Владлен Жолудь , и принялся шантажировать Голду, небрежно напомнив про тринадцать лет и восемь месяцев вполне половозрелой на вид двухметровой модели Дарьи. Голос отца Даши Жолудь при этом звучал вполне по-сутенерски.
Но вывел Павла Олеговича из состояния тихой иронии именно последний, четвертый звонок – от старшего сына. Олег Павлович Голда позвонил отцу из Оксфорда, где сдавал экзамены на степень магистра международного права.
– Пап, ты согласишься без проволочек передать дела на совете директоров мне? – обходительно поинтересовался он.
– Сын мой, – опешил Голда, – ты сошел с ума?
– А ты? – спросил сын. – Твои новые публичные выкрутасы с тринадцатилетней любовницей ставят финансовую империю Голда на грань краха. Закон на стороне сильного, пап, а слабый уходит – это часть профессии. – Сын замолчал...
– Ты даже не банкир, ну куда, скажи, ты лезешь с кувшинным рылом в калашный ряд?! – вскричал Павел Олегович.
– А что, нельзя? – Старший сын нервно засмеялся. – Зато я верный муж и отец и без одной минуты магистр международного права.