Книга Комплекс Ромео - Андрей Донцов

12

Нельзя сказать, что я сильно уважал чеченцев. Но где—то в глубине души одна их черта меня поражала и вызывала уважение. Вы видели работающих, спешащих к девяти часам на службу представителей этой нации? Я не видел. И у нас в деревне никто не видел. Даже бабка моя, уже столько лет прожив на свете, – не видела. Твердо уверенные в своем предназначении: трахать нашу российскую действительность и получать за это бабки, – они спокойно следовали удобным жизненным правилам. Гордые дети гор, спустившись кучками в города и образовав там свои диаспоры, они, однако, находили себе занятия. Так видели вы или нет рабочего чеченца? А бедного чеченца вы видели?

Я в глубине души наполовину был чеченцем. Я тоже не любил работать и готов был наброситься на окружающую меня действительность с ярко выраженными сексуальными намерениями. Однако, лишенный поддержки себе подобных, я топил свою агрессию в бесславных и бессмысленных перемещениях по Москве, а теперь и по менее денежным просторам.

Чего стоило только появление в гостях у дяди Коли пяти—шести киргизов, с ужасом воспринятое коренным населением. Хотя кроме грядок клубнички бабулькам терять было нечего, а две особи мужского пола на сорок домов, не покидавшие пределов своей огороженной худой изгородью территории, с ними практически не встречались.

Третьей мужской особью, хаотично пересекающейся с этим дружным коллективом немолодых строителей, был я.

Дочки Лизы, работающей у фермера… Две из них боялись выходить из дома вовсе; смелая Ирина прокладывала свой маршрут так, чтобы он пересекся с моим. Откуда они взялись? Из поселка Киргизстан – а так и называется местечко в окрестностях старинного русского городка Ростов Великий. Собственно говоря, это была хорошая идея, когда—то много—много лет назад пришедшая в голову чиновникам. Сделать бы в каждой области поселок Ереван, поселок Таджикистан и так далее, чтобы никого не вводить в заблуждение отсталым от жизни старорусским нэймингом.

Дядя Коля, видимо, работал на строительных объектах совместно с жителями поселка Киргизстан и сдружился с ними на почве неиссякаемой подростковой агрессии вечного второгодника.

Ирка стала бегать со мной кроссы. Я бежал в оставшихся с подростковых времен футбольных шиповках, а она в банных шлепанцах – и угнаться за ней первую неделю мне было невозможно. Ее четырнадцатилетнее тело напоминало не знающий сбоев загорелый механизм. Основной ее работой было «воды натаскать» и «стадо отогнать на выпас и загнать домой», остальное время со стадом занималась одиннадцатилетняя Оленька.

Когда я узнал, что моя напарница по фитнесу бегает «еще не быстрее всех девчонок в классе», я был искренне поражен пропадающим на свежем воздухе спортивным потенциалом нации. В свои четырнадцать она уже, как полагается, курить и пить давно бросила – и было понятно, что ненадолго.

– Дядя Коля заебал… – шептала она мне. – Еще раз так мне сделаешь, я тебе серпом по шее захуячу, понял? – встречала она криком приближающуюся компанию из четверых человек.

– У него этот урод, который с краю, в рубахе, уже постоянно живет. Купаться ходим с девчонками в соседнюю деревню – все пасут нас у пруда.

Комок дорожной земли ударил меня по спине, еще несколько просвистели у Ирки над головой.

Радостный межнациональный смех. Я развернулся и смотрел на кидающихся тридцати—сорокалетних ребятишек, которым рано или поздно достанется если не конкретно Ирка, то, как минимум, процентов пятьдесят ее сестер.

– Ну что, дядя Дрюня—Александрюня, покидаемся? – спросила Ирка и запулила грязью в ответ. Я плюнул на землю, старательно встречаясь глазами с шутниками. Вы что—нибудь читаете в моих глазах? Нет?

13

Ирка одна из первых разгадала секрет плохого сна всей деревни, потому как три вечера простаивала (в прямом и переносном смысле – в смысле разрывающих ее на части гормонов) у меня перед окнами.

– Дядя Дрюня, а вы нормальную музыку слушаете?

Почему меня называли этим красивым именем? Я так и не добился ответа. В любом случае ей льстило, что я старше, из города и слегка ебанутый на голову – а значит, может, и женюсь.

Мы как—то договорились устроить с ней пробежку не по летней жаре, а по духоте ночной. К тому времени Ирка уже приобрела на рынке Ростова кроссовки, а я разбегал свою дыхалку и с радостью обнаружил, что все—таки быстрее. Пробегали мы уже пять километров. С паузой посередине. Во время пауз следовал уникальный обряд ухаживания.

– Дядя Дрюня, а дядя Дрюня, о чем хоть ты все думаешь? – Мощный и резкий удар в печень с незлобной улыбкой на лице.

Пара вдруг изменился самым явным образом: он начал выдавать целые связные тексты про свою молодость, про времена, «когда нас, Сашуля, называли стилягами», и про свои сексуальные похождения. Он не отводил взгляда от грудей, вываливающихся из Иркиного купальника, стал больше курить, мечтательно глядя поверх сада, и самое невероятное – стал ездить на тачке за водой.

Умер Пара так же внезапно, как и, казалось, начал поправляться.

Три дня его исключительной и внезапной адекватности закончились тем, что я нашел его лежащим около тачки, с багровым лицом, с абсолютно стеклянным и одновременно беспомощным взглядом. «Скорая» приехала и забрала его с простым диагнозом: «Такая жара, что вы хотели? Отвезем, конечно, в больницу, но…»

Поездка на следующее утро в городскую больницу. Неспешные бабкины сборы, согласование времени остановки проезжающего автобуса, попытки найти маршрут, «где людей поменьше», – в это время он и умер.

В деревне никто не спешил никуда. Чем большей скорости требовала ситуация, тем апатичней и медленней становились люди. Надо ли говорить, что это состояние полностью соответствовало моему.

«Вот так вот, – зло прошипела бабка, – и хоронить теперь мне его придется в восемьдесят—то годков. На свои деньги. Сынуля, сынуля… А где вот твой сынуля? У бога на бороде!»

По словам соседей по больничной палате, он ночью долго пытался прийти в себя, тихим шепотом как бы взвешивая свои шансы: «Буду… не буду… буду… не буду». Наверное, «не буду» было последним…

14

В ночь после обстрела комьями земли я пробрался к дому дяди Коли. Прелесть деревенских окон в том, что, когда в доме горит свет, тебя абсолютно не видно, и человеку с моим ростом не надо даже задирать шею – вся изба как на ладони.

Один раз мы наблюдали за этими идиотами вместе с Иркой. Как раз тогда, когда упившиеся чачей, они показывали друг другу свои члены. Судя по азарту происходящего, сравнивались размеры «русского» и «киргизских». Ирка смотрела с жадным интересом.

Я уже заметил странное присутствие Вики в этой компании днем, но списал все на соседство домов.

15

Да, мысль была проста. Мобильность. Мобильность должна присутствовать даже в страдании. Иначе полный пиздец. Остановишься. А хуже этого нет ничего.