Книга Наваждение - Барбара Гауди

— Тебе надо взять себя в руки, — сказал он.

— Я к такому не привыкла, — ответила Нэнси.

— А что случилось?

— Что случилось?

— С тобой все в порядке?

— Об этом по всем каналам только и говорят.

— Знаю.

— Я вот настолько уже была близка к тому, чтобы позвонить по телефону, который они давали, и выдать тебя. Вот настолечко!

Она показала ему насколечко, сделав жест большим и указательным пальцами. Красный лак почти целиком сошел с ногтей.

Рон застыл, будто окаменел, его охватило спокойствие, чем-то напоминавшее столбняк. А что, если она и вправду его сдала? Нет, тогда бы уже все было кончено: его бы арестовали и вынудили во всем признаться.

— Что же тебя остановило? — спросил он.

— А ты что думаешь? Я же тебя люблю! Как же я могу упечь тебя за решетку? Таких, как ты, в тюрьме убивают.

— Каких — как я?

— Похитителей детей!

— Мы не похитили ее, мы ее освободили. Тебе ясно? Ты поступила храбро. Ты сделала самый смелый поступок в своей жизни. — Рон верил в то, что говорил. Нэнси смотрела на него своими большими глазами, в которых затаилась безнадежность, а он пытался сообразить, какое испытывал в тот момент к ней чувство — любовь, жалость или благодарность? — Давай занесем твои коробки в дом.

Пока они шли к машине, он вспомнил о трусиках Рэчел и, вернувшись назад, вынул их из кармана, а когда Нэнси повернулась к нему спиной, заткнул под выстиранную юбочку.

Нэнси сварила кастрюлю овсяной каши, размешала в ней масло и засыпала горкой коричневатый неочищенный сахарный песок. Если Рэчел не станет есть овсяную кашу, она сделает ей бутерброд с арахисовым маслом и вареньем, а еще угостит имбирным печеньем. Самое главное — заставить ее есть.

— Даже шоколадка лучше, чем ничего, — сказала она Рону.

— Я могу выйти купить, — ответил он.

— Посмотрим сначала, как дело пойдет.

Нога у нее еще не прошла, и приходилось опираться о перила, поэтому поднос нес Рон. За дверью, ведущей в подвал, скулила Таша. Нэнси с тревогой подумала: «Теперь он еще и собаку мою запер». Но вместо того чтобы выбежать в коридор, Таша побежала к дальнему краю кровати, где, должно быть, пряталась Рэчел.

— Это я пришла, моя милая, — сказала Нэнси. У нее за спиной Рон закрыл дверь и запер ее на ключ.

Нэнси подождала. Скоро Рэчел вылезла из-под кровати и встала на ноги. Вокруг талии у нее было обмотано полотенце.

При виде девочки — такой грациозной и испуганной — Нэнси чуть плохо не стало. Она думала, что Рэчел взрослее, и ей очень захотелось успокоить ребенка. Кое-как она доковыляла до кровати и поставила на нее поднос.

— Я принесла тебе одежду и немного перекусить, — сказала она.

— Теперь мне можно идти домой?

— Нет, пока нет.

— Но ведь машины «скорой помощи» уже уехали!

Нэнси пропустила ее реплику мимо ушей.

— Тебе лучше одеться, — сказала она, передавая девочке юбочку и трусики. — Я попозже схожу в магазин и куплю тебе еще какие-нибудь вещи. Ты ведь скажешь мне, что тебе хочется? Туфельки с носочками, да?

— Моя мама… — проговорила Рэчел, всхлипнула и прижала одежду к животу. — Моя мама…

— Ну ладно, — сказала Нэнси, — давай, я тебе помогу.

Она взяла у Рэчел одежду и полотенце, потом расправила перед ней трусики так, что осталось только просунуть в них ноги. Девочка стояла неподвижно. Тогда она приподняла сначала одну ее ножку и вставила в трусики, потом просунула вторую и подтянула трусики к талии. Рэчел продолжала всхлипывать, но юбочку уже натянула на бедра сама.

— Вот какая девочка хорошая, — похвалила ее Нэнси. — Ну хорошо. А теперь смотри, какую я тебе кашку овсяную принесла с коричневым сахарком. А если ты не…

— Вы сказали мне… вы…

— Попробуй глубоко вздохнуть, — сказала Нэнси и положила руку на судорожно вздымавшуюся грудь. Ей показалось, что в ладони затрепетало маленькое сердечко. — Дыши глубже. Вот так. Ну, ты просто молодчина.

— Вы сказали мне… что я… я… могу сегодня пойти домой.

— Разве я тебе такое говорила? — Так чтоб наверняка, она этого не помнила, но вполне могла ляпнуть, когда пыталась успокоить девочку прошлой ночью. — Господи, прости меня, не надо мне было так поступать… Рон, который тебя сюда привез, знаешь, он очень хороший человек, ему кажется, что у себя дома ты не будешь в безопасности. Поэтому тебе придется какое-то время пожить здесь. — Она взяла миску с кашей и ложку. — Не хочешь немножко перекусить?

— Почему я не буду в безопасности?

Нэнси судорожно перемешивала кашу. О чем она может говорить девочке и от чего ей лучше воздержаться? Она чувствовала себя так, будто была под приличным кайфом, и это мутило ей мысли.

— Твоя мама… — Нет, маму к этому приплетать не надо. — Есть один человек, который хочет… он может тебя обидеть.

— Какой человек?

— Тот, который живет в твоем доме. Я так полагаю, он тебе не отец.

— Мой отец живет в Нью-Йорке.

— Ясно.

— Он обо мне даже ничего не знает.

— Разве это правильно?

— О каком вы говорите человеке?

— А разве в твоем доме не живет никакой человек?

— Мика?

— Наверное, это он.

— Мика мне никогда ничего плохого не сделает. Вы что, с ума сошли?

— Ну, моя дорогая…

— Вы сошли с ума!

Нэнси поставила миску:

— Хорошая моя, мы только пытаемся…

Рэчел пробежала мимо нее к двери.

— Выпустите меня отсюда! — закричала она, дергая ручку. Рядом с ней прыгала и повизгивала Таша.

«Только бы Рон сейчас сюда не вошел…» — подумала Нэнси. Нога у нее не выдержала, и она грохнулась на колени в тот самый момент, когда у дверей свалилась Рэчел. Она подползла чуть ближе к девочке и обняла ее.

— Я тебя понимаю, — сказала Нэнси. Она и вправду ее понимала. Ей доводилось испытывать такую же беспомощную ярость.

— Я хочу пойти домой, — всхлипывала Рэчел.

Таша как сумасшедшая вылизывала ей лицо и руки на свободных от одежды местах.

— Сейчас же прекрати, — рявкнула Нэнси на собаку и оттолкнула ее.

Таша замерла, потом чуть присела и написала на ковер.

— Ой! — вырвалось у Рэчел.

— Таша терпеть не может, когда ее ругают, — объяснила Нэнси. — Это же надо! — добавила она. — Теперь на ковре останется пятно.

Рэчел села и перестала плакать.