Книга Сказки женского леса - Анна Бялко

Они поднялись по лестнице. Третий этаж, невысоко. Вместо привычной Аллиной двери, обитой коричневым старым дерматином, на площадке громоздилось что-то несусветное, похожее одновременно на сейф и на пещеру Алладина.

– У меня нет ключей. – Санька шмыгнул носом. – Они мне не дают. Звонить?

– Не надо.

Алла подошла к двери, накрыла замок ладонью. Сверхъестественное умение общаться с хитроумной техникой посредством усилия воли сохранилось и здесь, на земле. Она чувствовала, как поворачиваются в своих гнездах сложно выгнутые замки, как отползает, освобождая петли, внутренняя задвижка.

Толкнув дверь, она вошла в свой дом. Батюшки-светы, как же его изуродовали! Старая благородная квартира с дубовым паркетом, тиснеными зелеными обоями и лепными потолками превратилась во что-то пластиковое и сияющее, похожее на среднеевропейскую гостиницу уровня «три звезды». Ковролин на полу, винил на стенах...

– Да-а, – только и выдохнулось у Аллы. – Ну ничего.

– Санька, – повернулась она к сыну. – Завтра с утра мы тут все приберем, и съездим за Ванюшкой. А сейчас давай-ка быстренько в ванну, и спать. Ты голодный?

– Нет, я в школе поел.

У Аллы были сомнения по поводу школьной еды, но ее ждали другие дела, откладывать которые она не могла, а посвящать в них сына не хотела. Поэтому она только покачала головой и ласково подтолкнула Саньку в сторону ванной.

Сын послушно кивнул, повесил куртку на позолоченный ажурный крюк и исчез в коридоре. Алла сняла свое черное пальтишко, повернулась повесить, но свободных крючков больше не было – все они были завешаны шубами, дубленками и чем-то прочим.

Не долго думая, она сняла первое попавшееся. Это оказалась короткая шубка из какого-то голубого меха. Алла повесила на освободившийся крюк пальтишко, задумчиво встряхнула шубку и медленно пошла по коридору, глядя под ноги. Обернулась, поманила щенка, робко жавшегося к двери.

– Иди сюда, – задумалась на секунду над собачьим именем, – Тотоша.

В коридоре была глубокая ниша. Там раньше стоял бабушкин шкаф, а теперь торчал блестящими трубками гнутый светильник системы «стильный модерн». Алла аккуратно расстелила на полу шубку.

– Место, Тото. – Поманила она спаниеля, хлопая по шубе рукой. – Это – место.

Собака послушно улеглась. Алла погладила ее, потрепала по холке. Рука наткнулась на жесткий обод ошейника. Алла потянула его, ища пряжку, но ошейник оказался слишком свободным для щенячьей шеи, и легко снялся сам, без расстегивания. Пожав плечами, Алла повесила его кольцом на рожок светильника.

– Вот и хорошо. Спи, собака. А я пойду еще кого-нибудь поищу.

Из-под двери детской, Ванюшкиной комнаты, пробивалась полоска света, и слышались голоса. Алла неслышно приотворила дверь.

Теперь тут был изящный кабинет. Стеклянный стол, светлая гнутая мебель, огромный, в полстены, экран телевизора. Изящный хозяин, раскинувшись на диване, щелкал кнопками пульта.

«Интересно, – подумала Алла. – Куда они все книжки подевали? И мебель мою?»

Она шагнула в комнату, махнув на ходу рукой в сторону экрана, отчего тот немедленно сгас, и предстала ее владельцу. В комнате было большое зеркало, но Алла не отразилась в нем, о чем, заметив этот забавный факт, немедленно пожалела. Она на имела представления о том, как выглядела, но, судя по бледно-зеленому лицу молодого человека, и его вылезшим на лоб глазам, зрелище было интересным.

– Ну здравствуй, Паша. – Ласково сказала она. – Как поживаешь?

– А-ба-ба, – ответил Паша дрожащими губами. – Ва-ба-ба.

– Понятно, – она кивнула. – Очень хорошо. А скажи мне, Паша, как же ты оказался в моей квартире-то?

– Я здесь прописан, – выдавил Паша. Очевидно, квартирный вопрос был настолько важен для него, что преодолел даже страх. – Все по закону.

– По закону, говоришь, Паша? – Алла была сама кротость. – А ведь я, Паша, тебя не прописывала. И не расписывалась с тобой, Паша. По какому ж закону? А по какому, кстати, Паша, закону Менделеева ты меня отравил? Что ты мне в еду сыпал, гад?

– У меня документ! – визгливо закричал Паша, явно игнорируя последний вопрос. – Вот! Паспорт!

С этими словами он выхватил откуда-то бордовую книжицу. Алла подставила руку, и книжица оказалась в ней, без малейших к тому усилий с обеих сторон.

– Посмотрим на твой документ. – Она открыла паспорт. – Отличный просто документ. Вот и штампик о прописке. Чудный штампик. Паспортистка Иванова и прапорщик Сидоров из ближайшего отделения милиции ставят такие всего за двести долларов США, Паша. А ведь от настоящих – не отличить.

Она нежно подула на странички паспорта, отчего они заколыхались и обрели первозданную чистоту. Любопытным образом нечто похожее произошло в тот же момент с другими бумагами, лежащими в картотеке паспортного стола вышеупомянутого отделения милиции.

– Сволочь ты, Паша, строго-то говоря, – продолжала Алла свою воспитательную беседу. – Я бы таким, как ты, вообще паспортов не давала. Из какой это книги, а, Паша? – Алла лукаво посмотрела на него, в то время, как Пашин паспорт на ее ладони горел синим пламенем. – Ты не читаешь, Паша, книжек, а зря. Там написано, что детей обижать нельзя. И женщин травить солями таллия тоже нехорошо. За это, Паша, документов тебе больше не полагается. Ты теперь будешь бомжем.

Паша издал протестующий то ли рев, то ли стон.

– А что бы ты хотел, дорогой? Я ж тебе не милиция, от меня не откупишься. Я знаю, Паша, что это не ты все придумал, а Валя твоя. И мужа моего она тем же таллием уморила, со мною одновременно, и милицию она покупала. И детишки мои ей больше мешали, не тебе. Это ты Ванечку в интернат запихал, она бы его просто ужином покормила. А посему ты, Паша, сейчас встанешь и побежишь отсюда быстро-быстро. Живой, заметь, убежишь, и почти здоровый. Если поторопишься, конечно. На лестнице осторожнее, Паша, там ступеньки крутые.

Последнюю фразу она договаривала в закрывающуюся входную дверь. Паша действительно бежал из квартиры, быстро-быстро, и непонятно было, своей он это делает волей, или чьей-то помимо... Алла прислонила ухо к двери, прислушалась. С лестницы донеслись заглушенные дверью грохот, ругань и стоны. Алла удовлетворенно кивнула, обняла себя руками за плечи и вернулась в бывшую детскую.

Медленно обошла комнату, выбирая, где бы присесть. Изящная мебель была ей неприятна. Как тут раньше было хорошо – старый, темный, еще мамин письменный стол, маленькая детская кроватка, смешной коврик с медвежатами и книжки, книжки... Ванькины игрушки на полу. В углу – там, где теперь стоял модный торшер – всегда раньше ставили елку.

Алла закрыла глаза. Ей не нужно теперь было спать по ночам, она и не пыталась. Просто не хотелось смотреть. Она сидела и вспоминала свою квартиру, свою прежнюю жизнь, с закрытыми глазами получалось лучше, а когда случайно она приоткрыла их, вокруг творилось что-то странное.