Книга Мужская тетрадь - Татьяна Москвина

Болезнью войны Ивана заражают в чеченском плену. Иван знает английский, «рубит» в компьютерах, а потому живет на привилегированном положении у бандита. Тот, как водится, не знает ни хрена, но похваляется перед Иваном – вы, русские, слабые и глупые, а я весь свой род знаю до седьмого колена, это моя земля, и я буду воевать, чтоб до Астрахани ни одного русского не осталось. Иван, бледный, немытый, затурканный, пристально и молча смотрит на распинающегося чечена. И тут злое чувство цепляет душу зрителя своей когтистой лапой. Что ты болтаешь, бандитская тварь, про свой род, кого ты там знаешь – разбойников и чабанов? Сидишь на голых горах, ничего за столетия твои соплеменники не дали – ни религии, ни науки, ни искусства, только за ворованные деньги покупаешь достижения цивилизации, которыми даже пользоваться не умеешь, паразит. А мы не слабые и не глупые, мы… мы так, растерялись малость… а вот как соберемся с силами, так разутюжим ваш долбаный Кавказ, да!

Всё. Мы заболели. Мы на войне…

История в картине рассказана бесхитростная и убедительная (сюжеты у Балабанова несколько монотонны, а вот диалоги – живые и эффектные). В плену сидят русские – Иван и капитан Медведев, героический воин, которым Иван постоянно восхищается (С. Бодров-мл.). Чеченцы захватили двух английских актеров, гастролировавших, как точно указано, в Тбилиси, – Джона (отличный натуральный англичанин Иен Келли) и Маргарет (в роли Маргарет присутствует Ингеборга Дапкунайте). Джона отпускают за выкупом, Ивана отпускают из-за каких-то разборок на местном уровне, и он возвращается в родной Тобольск. Там его и найдет Джон, не собравший и половины выкупа, и умолит отправиться с ним на спасение невесты, обещая немалые деньги.

Иван согласится, ибо его Тобольск оказывается чистым воплощением тоски зеленой – работы нет, несколько одноклассников уже находятся на том свете из-за пьяных разборок, отец лежит в больнице и честным голосом Владимира Гостюхина говорит о том, что в мужике, дескать, сила должна быть, а он ослаб. И вот рыжая сумашайка Джон и молчаливый улыбчивый Иван садятся в поезд, следующий до Владикавказа, и первый, кто им встретится, – толстый хитрый жулик, гордо восклицающий: «Я – Александр Матросов!» (В этом эпизоде блеснул чудесный актер из мастерской Петра Фоменко Юрий Степанов, он, по счастью, нынче стал много сниматься.) Нынешний Матросов – наркоторговец, и все его обещания – липа, а вот подите, тоже хочет что-то изображать из себя, гордится героическим именем, будучи законченной сукой в ботах… Этот «русизм» у Балабанова верно подмечен.

Свою войну Иван и Джон, конечно, выиграют. Джона вообще лучше не трогать – водевильный недотепа, рыдающий о правах человека, быстро вспомнит, как его соплеменники сто лет назад мыли сапоги в Индийском океане, и начнет воевать – точно, жестко, не забывая еще и снимать все происходящее на камеру за будущие большие деньги. За ним стоит вся его хитрая и жестокая цивилизация, такая, казалось бы, гуманная, но и расчетливая, прагматичная, своего не упускающая, и он – ее символическое лицо. Ивана тоже лучше не доставать – русский, которого всерьез достали, способен зачистить территорию, как говорится, под ноль. Дикие дети гор обречены, и на что они вообще рассчитывали, ввязавшись в войну с «большим белым миром», непонятно. Да ни на что в массе своей они не рассчитывали – науськанные преступными лидерами, они были ведомы грозной болезнью войны, страстной и неизбывной ненавистью к Чужому…

В фильме есть такой эпизод: Иван взял проводника из чеченцев, как бы мирного пастуха, который, естественно, мгновенно способен обратиться в боевика. Короткий отдых. Чеченец спрашивает Ивана: «Ты из Москвы?» – «Да», – отвечает тот, не желая ничего объяснять. Русский – так, вестимо, из Москвы. «У вас там университет есть?» – «Да». – «Вот, – мечтательно говорит пастух. – Хочу своего парня отправить туда учиться… хоть один в роду выучится в университете… Он у меня умный, только вот читает плохо». – «Это ничего», – отвечает внутренне усмехнувшийся Иван.

И вот та картинка, которую мы видели мысленно в начале, когда хозяин Ивана утверждал, что русские – слабые и глупые, а чеченцы – ого-го, начинает оборачиваться в свою полную противоположность.

За спиной Ивана оказывается Москва с Московским университетом, туманно-печальный Петербург (туда Иван заехал по дороге домой навестить семью капитана Медведева), древний Тобольск с дивными церквями на берегу реки, цивилизация с ее поездами, радиотелефонами и компьютерами. Да и федеральные вертолеты прилетят вовремя, да и отец Ивана, хоть и говорит о тающей силе, выглядит таким крепеньким, гладеньким, как боровичок (Гостюхин в последнее время в отличной форме). А что у этих пастухов-боевиков за спиной? Голые горы, тощие овцы, средневековые аулы, быстрые холодные реки и ворованное оружие. Подстрекатели войны мигом смоются, когда припечет, и останутся нищие, малограмотные, обманутые люди на раскуроченной земле…

«Война» Балабанова обладает хваткой, втягивающей внутрь силой. Пули свистят здесь у твоего виска, смерть рядом, простая и деловитая, и въявь ощущаешь, как сыро и холодно в проклятой яме для пленных, как тяжела и остра шумная бегущая вода в горной реке… Деньги Ивану Джон отдал, правда, после напоминания, и отправился на родину, а Иван – в камеру предварительного заключения, поскольку убил нескольких людей, уже не будучи в рядах ВС. Война, поселившаяся в молодом и ладном теле Ивана, еще не скоро и не просто его покинет.

Одинокие странники – излюбленные герои Балабанова, и этот архаический тип героя (туманное происхождение, вынужденный авантюризм, неизвестная цель) вроде бы становится у режиссера все более понятным и укорененным в реальности. В Иване «Войны» совсем будто бы нет загадки происхождения, разных инфернальных странностей, нет никакого мечтательного авторского произвола – так себе, мальчик из Тобольска. Но мнимо спокойный флер эпического рассказа о «судьбе человека» скрывает очередную герметичную балабановскую провокацию. Тихий голос и слабая улыбка человека, который без всяких серьезных жизненных показателей вернулся на войну и сам не понимает, почему он вернулся, подтверждает давний диагноз Балабанова отечеству. Это отечество самонадеянно считало, что всякие там Беккеты и Кафки – это интеллектуальное буржуазное пресыщение культурой, раздел в учебнике прошлых заблуждений. Оказалось, что это быт и нравы огромного государства. В паре Иван-Джон Джон реален, понятен, прост, его психические движения элементарны и внятны. Иван нереален, при том что густо населяет жизнь. Когда европейские интеллектуалы предупреждали мир о том, что человека можно полностью отчуждить от всего бывшего когда-то важным и существенным, а он при этом будет жить вне родины, долга, веры, семьи, любви, как атомарный витальный микромир, мало кто предполагал, что Россия станет настоящей отчизной когда-то вычисленного художественного абсурда. Что-нибудь по-настоящему нужно этому смутно-миловидному, универсальному мальчику, хладнокровно повествующему о своих кровавых приключениях? На чеченской войне у него не осталось ни невесты, ни друга, ни долга перед родиной. Что же им движет, ведь не корысть? Никак нет, им движет куда более мощный двигатель – абсолютное незнание того, что ему делать со своей жизнью. И тут случай, который толкает на поступки, оказывается кстати. Тут вообще открывается вселенная свободной абсурдной воли, перед которой спасует в конце концов жалкий «Аллах акбар». Там, на вражеской стороне, нужны идеология, энергия, постоянная накачка верой, экстазом, преданностью, подвигом. Здесь не нужно ничего. Здесь нет «во имя», «ради», нет ничего наркотического, а есть пустота, холод, сила, одинокий человек, который по своей свободной воле уничтожит «врага» – по условиям игры, без ненависти. Спокойно. С холодным удовольствием.