Книга Ностальгия - Мюррей Бейл

Из вежливости Дуг пригласил с собой Кэддоков, но помощи от них было немного. Едва особняк открылся взглядам в полную величину, Кэддок тотчас же вколотил треногу в топкую лужайку на переднем плане, а Гвен пришлось направлять его по заросшим сорняками тропам. Он уже успел раз споткнуться о декоративный столбик коновязи. Еще возможно было различить смутные очертания великолепного образчика английского ландшафтного дизайна — как обломки кораблекрушения при отливе.

Кэддоку пришла в голову идея поснимать дом с разных ракурсов: он тараторил как заведенный и то и дело спотыкался о бордюры.

— Интересно, сколько у нее комнат? Это ведь многооконный георгианский особняк, я так понимаю?

Гвен, затенив глаза ладонью, послушно подсчитывала.

Кэддок перезарядил фотокамеру, сдунул пылинку с объектива и принялся разглагольствовать про средневековые налоги на окна и про то, как дворянство изворачивалось, закладывая окна кирпичами.

— Аристократы старой закваски, пожалуй, были отнюдь не так глупы, — возвестил он.

Идея осмотра принадлежала не Дугу. Любые старинные здания, даже самые высоченные, самые что ни на есть почитаемые соборы оставляли его равнодушным: кто видел один, тот видел их все. Он расхаживал по ним с абсолютно каменным лицом. Чего ждать-то? Просто-напросто старые стены. Однако ж против долга не попрешь. Он первый признавал: раз уж ты оказался в Англии, придется посмотреть. Тем более что дома спросят.

Дуг сверился с путеводителем. Да, именно этот особняк рекомендован для посещения: вот, черным по белому.

За домом они набрели на коллекцию барочных купален для птиц и солнечных часов, расставленных тут и там в прихотливом беспорядке, — их тут было до сотни и даже больше, а еще — дикие розы размером с выставочную капусту (Челсийская цветочная выставка, 1927), увитые зеленью беседки и декоративные воротца, застывшие на оксидированных петлях; и планчатые деревянные садовые скамеечки, и каменные сиденья с разводами мха, устланные многослойным ковром гниющих листьев. В общем и целом сад оставлял ощущение утонченности и покоя. Почва — мох и мульча — мягко пружинила под ногами. Дуг то и дело проваливался в кучи сухих листьев. В глубине сада послышались голоса; незваные гости нырнули под прикрытие покосившейся перголы. Миссис Каткарт, наделенная острым зрением, стиснула локоть Дуга. На расстоянии крикетной дорожки, не более, компания нудистов играла в бадминтон и в чехарду. Прочие вальяжно развалились в шезлонгах либо играли в шашки близ изысканно застоявшегося бассейна: декоративный херувимчик в центре извергал из себя зеленую жидкость — можно подумать, беднягу тошнило. Нудисты, по большей части преклонных лет, грузные, раскрасневшиеся, словно бы думать не думали о мировой политике. Дут поднес к глазам бинокль, но был резко, прямо-таки рывком одернут — жена не дремала. И туристы поспешно отступили — ретировались в Лондон, причем миссис Каткарт глядела еще более мрачно и решительно.

И однако ж владело ими странное чувство удовлетворенности. Даже это — своего рода опыт. Будет о чем рассказать людям; а ведь смысл путешествий ровно в этом!

В гостинице выяснилось, что Вайолет с Сашей ушли куда-то и до сих пор не вернулись. Дело было уже к вечеру. С сигаретой во рту, удерживая в ручищах четыре баночки «Бренди энд джин», Гэрри умудрился-таки постучаться в номер XIV. И, не дожидаясь ответа, вошел.

— Как жизнь, Шейлочка? Классно, классно. Слушай, у тебя тут из окна не вид, а все полтора. — Он отошел к столу, вскрыл одну из жестянок. — А где ты очки прячешь?.. Эта новость давеча — словно гром средь ясного неба, э? Как тебе оно? И кто бы мог подумать, что мы… — он схватился за живот и рыгнул, — в родстве? Вот ведь гребаное совпадение!

Беспомощно моргая, то и дело натыкаясь на мебель. Шейла не знала, куда присесть, не говоря уж о том, куда смотреть или что говорить. Гость вальяжно откинулся назад, опершись на локти; шорты предательски взбугрились в паху. Первые четыре пуговицы рубашки расстегнуты: своего рода каньон, цвета пустыни Симпсона.[57]А Шейла балансировала на самом краешке, в противоположном конце, рядом с подушкой. Номера, они такие тесные! А она — босиком.

Гэрри поднял бокал.

— Ага, шок был — не приведи боже.

— Я весьма удивилась, — сдержанно призналась Шейла. — Занятный казус.

Он стукнул себя кулаком в грудь.

— Да шансы небось тысяча к одному. Будет о чем домой написать.

— О, я уже и написала, — промолвила Шейла.

— Я на предмет открыток как есть лох, — признался Гэрри. Он приподнялся, снова наполнил бокалы. — Господи, Шейла! Да у тебя тут этой хрени тысячи и тысячи! Ты что, собираешься послать их все?

Для вящего эффекта он открыл рот и закатил глаза. Шейла не сдержала улыбки.

— Люди привыкли; этого от меня ждут. Я ж постоянно в разъездах. Если открыток не последует, они начнут волноваться. А ведь есть еще малыши: дети обожают открытки.

— Вечно на ходу? Полно, пора и честь знать.

— Нет, я люблю путешествовать. Вернусь из этого тура — и сразу в следующий. Подумываю о Персии: наверное, туда и направлюсь.

— Да ты шутишь!

— Я дома почти не живу; во всяком случае, теперь. Дядя прозвал меня: Перпетуум-мобиле.

Гэрри хлопнул себя по колену.

— Ха-ха-ха! Классно сказал. Клевый чувак твой дядька.

— Дядя Мильтон — он такой. — Шейла нахмурилась.

Гэрри выпрямился.

— А скажем, сколько раз ты уже бывала здесь?

— В Англии? — Шейла пожала плечами.

Гэрри понемногу встревожился.

— Но послушай, ты так и не ответила почему. Ну то есть почему ты все время в разъездах?

Дни в деревянном доме сумеречны и сухи; крытая жестью крыша и ветряная мельница поскрипывают на жаре в унисон; в воздухе, далеко и близко, плывет вороний грай; а вдалеке — пологие холмы, и пастбища, и мерцающий отсвет.

— Не знаю; должно быть, я так привыкла, мне нравится. Люблю быть в группе, люблю общаться. Есть на что посмотреть; с людьми интересными знакомишься. Приятно быть среди людей.

Бокал ее накренился; Шейла опустила глаза вниз, к лодыжкам. Ноги у нее были прямые, гладкие.

— Да, верно; твоя семья — сплошь фермеры.

Шейла кивнула.

Внезапно Гэрри расхохотался и встряхнул головой.

— Много знавал я забавных шейлочек в свое время.

— О, дядя мой тоже так всегда говорит.

— Ну да, мы ж родня, сразу видно, что так. Да не заморачивайся, Шейла, ты у нас аппетитненькая, что твой кексик с цукатами.

Плечи ее дрогнули.

— Не знаю, зачем я вам обо всем об этом рассказываю…

Гэрри подсел поближе, неспешно наполнил ее бокал.