Книга Холодная гавань - Ричард Йейтс

Первоначально у нее было желание просто отсидеться на кухне, пока не закончится устроенный ее матерью кошмар, но вскоре, из чистого бунтарства, какого она в себе и не подозревала, она вовсе ушла из дома и решительно двинулась в сторону дороги.

Кажется, более мерзкого, брутального мужчины, чем шофер миссис Тэлмедж, присевший на крыло лимузина, она в жизни своей не видела. Он разглядывал ее так, точно впервые видел беременную женщину; хуже, в его бесстыжем взгляде читался немой вопрос: а не оприходовать ли мне ее? Чтобы не сойти с дорожки на скользкий пласт слежавшейся листвы, ей пришлось пройти мимо него бочком, лицом к лицу — брр! — прежде чем зашагать дальше. Один раз она обернулась, проверяя, не смотрит ли он ей вслед, — да, смотрел, — и задрожала, словно чудом убереглась. Выйдя на дорогу, она спряталась за вечнозеленым кустарником у почтового ящика (почтальон бросал в него исключительно счета, так как писать письма этой безумной семейке никому в голову не приходило), но не прошло и пары минут, как показалась машина Эвана и стала замедлять ход перед поворотом. Она неуклюже выбралась на обочину и замахала ему отчаянно обеими руками. Он затормозил, озадаченно на нее глядя.

— Дорогой, я вышла, чтобы тебя перехватить, поверь, тебе сейчас лучше не входить в дом, и я туда ни за что не вернусь. Там…

Она несла такую околесицу, что сама испугалась, не примет ли он ее за ненормальную, но он лишь коротко сказал:

— Садись.

Позже, после того как он ее успокоил с помощью джина и лайма в хорошо им знакомом недорогом ресторанчике на шоссе № 9, она заговорила достаточно медленно и ровно, чтобы быть понятой.

— …Потому что она сумасшедшая, Эван. Я это окончательно поняла. Не в смысле странная, но безобидная или даже забавная — она просто выжила из ума. Утратила связь с реальностью. Живет в каком-то собственном мире. Нет, я, конечно, буду продолжать ее «любить» такой, какая она есть, но жить с ней я больше не могу, вот в чем дело. Послушай меня. — Рейчел перегнулась через стол и взяла его за руку. — Справедливо это по отношению к ней или нет, но мы должны как можно скорее убраться из этого проклятого старого дома. Это то, что я хотела тебе сказать.

Улыбчиво сощурив свои глаза, глядящие на нее с любовью, Эван поднял стакан, как будто собираясь произнести тост. Он сказал, что очень рад это слышать, что это самая лучшая новость за долгое время и что он тоже хочет ей сообщить кое-что любопытное.

Помнит ли она Фрэнка Брогана с завода? Парня, который пустил их в свою квартирку в Джексон-Хайтс на уик-энд перед их свадьбой? Так вот, Фрэнка в ближайшие дни должны призвать в армию — так ему говорят в призывной комиссии: «в ближайшие дни», — и он готов пустить их к себе, как только сам уедет. Разве не здорово?

— Многие призывники сейчас пересдают свои квартиры с большой выгодой, но Фрэнк не из их числа: мы будем платить те же деньги, что и он все эти годы. Да, я знаю, дорогая, она тебе тогда не очень понравилась, но мы можем там все переделать по своему усмотрению — как тебе захочется.

Она согласилась, что это хороший выход, хотя воспоминания были не из приятных: голое обветшалое мужское жилище, в котором она провела два дня на грани нервного срыва, дрожа при мысли, что если она не преодолеет своего страха перед сексом, то потеряет Эвана навсегда. Впрочем, это был всего лишь «страховочный вариант», может подвернуться что-нибудь и получше.

Когда официант принес заказ — еле теплое филе угря с вареным картофелем, — она посвящала его в подробности этого незабываемого вечера.

— …а твоя мать набралась по-черному. Я и раньше видела ее пьяной, но сегодня это что-то: набальзамированная мумия в кресле. А твой отец даже не может увезти ее домой, пока не уйдет эта жуткая старая миллионерша, а та сидит и сидит, только и знает, что трепаться и поддавать. На вид ей все семьдесят пять, но, по-моему, она положила глаз на твоего отца, так же как в свое время моя мать, которая, почувствовав соперницу, лезет вон из кожи… Извини, я на минутку.

Рейчел отбыла в дамскую комнату, как-то странно придерживая сзади платье одной рукой. Отсутствовала она долго и вернулась за стол чрезвычайно бледная.

— Дорогой, — обратилась она к Эвану. — Не пугайся, но, кажется, у меня начинаются роды прямо в ресторане. Смешно, правда?

Глава 13

Их сын, здоровый и крепко сбитый, родился в хантингтонской больнице на следующее утро. Врач-акушер назвал роды легкими с учетом того, что Рейчел разрешилась от бремени на две недели раньше срока.

Следуя указаниям жены («Мне плевать, узнает моя мать об этом или нет»), Эван первым делом позвонил Кёртису Дрейку, и тот пообещал быть в больнице к девяти часам.

Следующий звонок он сделал отцу и по голосу на том конце провода сразу понял, что дома не все гладко.

— Что ж, это… отличные новости, Эван. Я позвоню Глории, а потом заеду за ней и привезу в больницу. Но это будет попозже, потому что есть еще здесь кое-какие дела. Видишь ли, у твоей матери была трудная ночь, и она сейчас неважно себя чувствует.

Хотя Глория тоже неважно себя чувствовала, ей показалось, что она сумела выразить по телефону приличествующую этому событию радость.

Много лет назад, и особенно в период сухого закона, похмелье, бывало, превращалось в не меньшее приключение, чем сама выпивка: порой целый день проходил в легком ступоре с неконтролируемым нервным смехом, частенько в компании со вчерашним собутыльником, вместе с которым она прибегала к разного рода сомнительным «народным средствам», пока оба единодушно не сходились на том, что лучше опохмелки природа ничего не придумала.

Возраст и одиночество лишили ее этих маленьких радостей. Одно преимущество: теперь она знала наперед, чем лечиться, и лечилась не задумываясь. В любое другое похмельное утро, прежде чем одеться, она бы первым делом плеснула в стоявший на прикроватном столике стакан изрядную порцию виски, добавила воды из-под крана и осушила до дна. Но сегодня надо быть комильфо. Сначала она занялась гардеробом и косметикой, затем спустилась вниз и приготовила кофе, удивляясь собственной выдержке и терпению, заставила себя выпить почти полную чашку и только потом приняла свое лекарство со льдом, как истинная леди.

Теперь она могла снова нормально дышать. Собраться с мыслями и спокойно дожидаться, когда перед домом просигналит такси Чарльза. А также реагировать на дежурные шуточки в свой адрес («Чарльз, поймите, я совершенно не ощущаю себя бабушкой. Понятия не имею, что я должна испытывать. Может, вы поможете мне сориентироваться?»).

— По словам Эвана, у нее были легкие роды, — рассказывал ей в машине Чарльз, — хотя я себе не представляю, как они вообще могут быть легкими. Это те муки, которые мужчине познать не суждено.

Они сидели рядком на пружинистом мягком заднем сиденье, заливаемые ярким солнцем, а Глории казалось, что она все еще дома, за кухонным столом, со стаканом безотказного лекарства. Комильфо не комильфо, день обещал быть известного рода, когда в голове туман, а во всем происходящем нет логики и мелкие детали вместе с переходами от одного события к другому тут же забываются. Пожалуй, даже не стоит просить Чарльза помочь ей разобраться с ощущениями новоявленной бабушки, поскольку у нее нет уверенности, что позже она будет в состоянии определить, обращалась ли она уже к нему с этой просьбой и даже в тех же выражениях, например, когда садилась в машину или по дороге в Хантингтон. С этой минуты она должна контролировать каждое мгновение, если не хочет, чтобы весь предстоящий день оказался стертым из ее памяти.