Книга Демоны в Ватикане - Александр Рудазов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну а риторика – это, как я и думал, ораторское искусство. Красноречие. Я это и так знал, просто подзабыл.
Итак, от культурного человека здешнего подзатянувшегося Средневековья требуется в первую очередь умение разговаривать. Разговаривать красиво, грамотно и убедительно. Причем на латыни.
Что ж, могло быть и хуже. Помнится, я как-то посещал страну, где каждый обязан уметь жонглировать. У них там это искусство – как цвет штанов на планете Флюк. Не умеешь жонглировать совсем – ты последнее чмо и на тебя все плюют. Умеешь жонглировать тремя деревянными шариками – ты рядовой гражданин без привилегий. Умеешь держать в воздухе пять горящих факелов – ты крутой аристократ и перед тобой все делают «ку» два раза. А их царь легко жоглирует десятью стаканами с водой, не проливая ни капли. Не знаю, сколько лет он тренировался, пока так наловчился.
Конечно, у меня с этим особых проблем не возникло. Жонглировать я никогда не учился, но зато у меня целых шесть рук и сверхскоростные рефлексы. Думаю, я бы наловчился довольно быстро… но это вопрос чисто гипотетический. Поскольку тот мир был населен почти исключительно людьми, при виде меня они просто разбегались с воплями.
Как чаще всего и бывает.
– Шлушай, може прошто наташкаешь меня в эфой фиафиаи… – прочавкал я, набив рот копченой рыбой.
– Либо, ешь, либо говори! – брезгливо поморщилась Аурэлиэль.
– Ладно.
Эльфийка около минуты наблюдала, как я сосредоточенно жую, а потом приподняла брови:
– Ты что, выбрал еду?
– Угу. Есть мне нравится больше, чем говорить.
– Но я же не имела в виду буквально, что… О боже мой, какая тяжелая работа мне досталась! Как ты вообще можешь есть мясо живых существ?
– Легко. Кладу в рот и двигаю челюстями вверх-вниз. А потом проглатываю. Ничего сложного, это всякий может.
– Но неужели ты не понимаешь, как это ужасно?!
– Почему?
– Бессмертная душа бессмертна, олух! Никто не знает точно, что суждено ему после смерти. Душа может переселиться в животное – в зверя, в птицу, в рыбу. Вполне может статься, что сейчас ты пожираешь собственного деда!
– В таком случае у меня чертовски вкусный дед, – безмятежно ответил я, выплевывая рыбьи кости.
– О боже мой, за что мне такое наказание?.. – застонала Аурэлиэль. – Чем я перед Тобой согрешила?.. Так, ты, животное! Смотри на меня… я сказала, смотри прямо на меня! Выпрямись. Выпрями спину!
– Я не могу! – огрызнулся я, сплевывая последнюю рыбью кость. – У меня спина не гнется!
– Почему? Ты чем-то болен?
– Нет! У меня просто такая форма позвоночника! У меня вообще нет позвоночника!
– А что у тебя там есть? – раздраженно обошла меня вокруг Аурэлиэль. – О боже мой. Совсем забыла, что у тебя еще и крылья…
– Да, такая мелкая деталь – тут всякий забудет! Типа родинки на заднице! И вообще какое кому дело, что там у глупого яцхена болтается за спиной?!
– Не ерничай и не кривляйся – это вульгарно. Всегда будь вежлив. Подчеркнуто вежлив. Даже ругань и оскорбления могут выглядеть красиво и благородно, если не терять при этом лица. Этим подлинный аристократ и отличается от площадной черни.
– Я не аристократ. Я пролетарий.
– Я имела в виду аристократизм духа. Для этого необязательно иметь благородное происхождение – ты можешь быть рожденным даже в лачуге поденщика. Главное – как ты себя ведешь и что за впечатление производишь.
– Считаешь себя самой культурной?
– Да, потому что это так и есть. Ладно, спину выпрямить ты не можешь. Допустим. Мне по-прежнему кажется, что ты мне зачем-то врешь, но все же допустим, что это правда. Тогда просто подтянись. Подними голову. Я хочу увидеть твою шею. Почему ты все время втягиваешь ее в плечи?
– Ничего я не втягиваю. Нету у меня шеи. И не было никогда.
– Как это?
– А вот так. Голова растет прямо из плеч. Нет, даже не так. Это вообще не голова, а просто дополнительный кусок туловища.
– Да, похоже на то… – с сомнением согласилась эльфийка, продолжая осматривать меня со всех сторон. – Какое же ты все-таки нелепое и странное создание…
– Предпочитаю называться забавным зверьком. Я милый и пушистый… в душе. Заведите дома детеныша яцхена – дети будут визжать от восторга.
– Кожа… это у тебя называется кожей? – ворчит Аурэлиэль, бесцеремонно тыкая меня во все места. – Везде жесткий, как крабовый панцирь. Кора тысячелетнего дуба и то мягче. Совершенно никакого лоска. Возможно, если попробовать нанести слой смягчающего масла… хотя нет, не стоит и надеяться. Даже если я сумею размягчить кожу, ты вряд ли станешь выглядеть лучше. Как бы еще хуже не стало. Пожалуй, тебе может помочь пыльца эльфийского клена… хотя нет, я забыла, она же не действует на демонов… И это вот тебя мне поручили привести в божеский вид?
– Ты что, до сих пор не можешь в это поверить?
– Не могу.
– Лучше поверь. Впрочем, ты в любой момент можешь уволиться по собственному желанию. Правда, в Дотембрии тебе после этого вряд ли обрадуются – но ничего, другую работу найдешь… А что? Преподаватели хороших манер на бирже труда просто нарасхват.
Аурэлиэль недовольно скривилась. Она какую-то секунду обдумывала предложенную мной перспективу, а потом обреченно вздохнула:
– De duobus malis minus est semper eligendum…
– Слушайте, ну вы уже конкретно задолбали своей латынью! – разозлился я. – Я же ни хрена не понимаю!
– Mitta masso sнra nб mбra lб mitta apso entarл, – ехидно произнесла Аурэлиэль. – Так тебе понятнее?
– А это что еще за хрень? – совсем окосел я.
– Примерно то же самое, но на высоком эльфийском, нижне-бретонская ветвь. Мой родной язык.
– Нижне-бретонская… у вас там что, еще и диалектов несколько?
– Конечно, как и везде. Высокий эльфийский – язык учености, он признан Народом повсеместно. Наши прародичи приняли его еще в благом Тир-Нан-Ог и бережно сохранили, пронесши сквозь тысячелетия. Но произношение и грамматика от местности к местности сильно разнятся. Народ Большой Земли с трудом понимает наших родичей с Западных Островов, а Народ Зеленого Полуострова вообще говорит на какой-то чужеродной ветви, совершенно исковерканной грамматически и фонетически.
– А они небось говорят, что это у вас грамматика исковерканная, а у них как раз правильная? – подпустил шпильку я.
– Говорят, – неохотно признала Аурэлиэль. – Но это неправда. А теперь продолжим урок хороших манер.
Дождь накрапывает. Мелкий такой, занудный. А я бреду по дороге, кутаясь в монашеский балахон. Где-то далеко позади катит карета с остальными делегатами. А я иду впереди. Иду себе и иду.