Книга Плохой мальчик - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А лучше просто послать на фиг. Почему это я обязан читать неизвестно кого неизвестно зачем? Что я, профессор кафедры критики Литературного института? Ах, все читают? Ну, пусть они прочитают, а я на досуге их порасспрошу. Если будет желание. А можем просто поговорить о знакомых.
«Знаете, сын такого-то женился на племяннице такого-то». – «Даа?! Но ведь она…» – «А, вот то-то же!» Тоже тема для беседы; не надо умственного снобизма.
Но попробуйте представить себе такой разговор о классиках:
– Зачем мне читать «Братьев Карамазовых»? – с меня «Скверного анекдота» достаточно, сыт я вашим Достоевским. «Войну и мир» я пролистал, получил общее впечатление, неплохо, хотя, конечно, очень, ну просто о-очень длинно, какое-то неуважение к читателю! Ну, ясное дело, граф – мы для него быдло.
Скажут: да ты, брат, мало что невежда, ты еще и хам.
Я просто не знал, что такое бывает! Никогда такого не читал! Гениально! Просто другого слова нет. Ну, конечно, насчет «гениально» это, может быть, чересчур, это я, конечно, увлекся. Насчет «гениально» пусть внуки наши решают, потомки то есть. Но очень, очень здорово. Прочел просто залпом, оторваться невозможно. Талантливо из ряда вон. Ну, или скажем так – прекрасная книга. Автор очень одарен. Отлично пишет. По-настоящему хорошо. Крепко пишет, качественно. В общем, неплохая книга. Соответствует, так сказать, лучшим стандартам. Такой вот уверенный средний уровень. Нормальная средняя книга, это не упрек, кстати говоря, это похвала, если кто понимает. Среднюю книгу написать – нелегкая задача, между прочим. Трудно обойтись без провисаний сюжета, без повторов, без служебных персонажей. Обычное дело, к сожалению. Стилистические ляпы тоже встречаются. Увы, увы. Ну а что взять с обычного средненького писателя? Маловато работы над словом, над фразой, над мыслью. Вот раскройте на какой хотите странице – батюшки светы! И на другой. На третьей. И так все триста восемьдесят, сколько их там? Триста восемьдесят восемь, считая выходные данные. А теперь я закрываю этот, с позволения сказать, роман и спрашиваю себя – ну и что? Бог с ними, с ляпами и огрехами! Что хотел сказать автор? Что, кому, чего ради? Зачем он это все? Про что? Цель и смысл? Ведь посредственность – это крайняя степень бездарности. Очень плохо. Просто другого слова нет. Ужасно. Никогда такого не читал. Честно говоря, просто не знал, что такое бывает.
Говорят, что можно наоборот – сначала ругать, а потом прийти к похвале.
Если формально рассуждать, то, конечно, можно.
А вот в жизни так не получается почему-то.
Я ведь не сам придумал. Я почти с натуры списал.
Похожим образом издевался над молодыми дарованиями Михаил Светлов.
– Вот, – говорил он, вороша рукопись начинающего автора, – прочитал я ваши стихи. Ну, что вам сказать? Хорошие стихи. Местами даже очень. Мне так кажется. Если я, конечно, не ошибаюсь. Но ведь людям свойственно ошибаться. Так что я, вполне вероятно, мог ошибиться… – Он внимательно читал один-два листка и печально завершал: – Да, да, конечно. Я ошибся.
Наверное, это не случайно.
Истории разорений и крушений известны в точных и живых подробностях. Начиная от незаметных подвижек конъюнктуры и спроса, через внезапные кредитные трудности, суды, исполнительное производство – и вот., как старое мочало, банкрот болтается в петле. Ну, или тихо отходит от дел, проживая последний миллион в небогатом стариковском поселке где-то во Флориде.
А истории успеха почти всегда какие-то карамельные.
– Я пришел в этот город наивным голодным парнем из провинции. Босиком. С пятью центами в кармане. И сразу понял, что здесь нужно строить автосборочный завод! Небольшой филиал автозавода, вот что нужно этому городу, о'кей? Я договорился с ребятами из «Джи Эм», взял кредит, сколотил хорошую команду, управляющего выписал из Милана, мы засучили рукава…
Очень убедительно. И, главное, понятно во всех мелочах. Рецепт налицо.
– Я пришел в этот город босиком, с пятью центами в кармане. У меня бурчало в животе от голода. Кто не заплачет – лишу наследства!
На террасе отеля появилось новое лицо: господин с кошкой. Он сидел один за столиком, пил кофе и читал местную газету. Кошка сидела на стуле напротив.
– Кис-кис-кис, – позвала Анна Сергеевна и протянула ей кусочек цыпленка.
Кошка с мягким дроботом спрыгнула со стула на дощатый пол и подбежала к ней. Съела угощение, стала тереться об ноги.
Анна Сергеевна погладила ее.
– Осторожно, – сказал господин. – Вдруг у нее блохи.
– Разве это не ваша? – удивилась Анна Сергеевна.
– Нет, просто привязалась, – сказал господин.
– А так преданно сидит рядом! – засмеялась Анна Сергеевна.
– Меня любят кошки, – сказал господин. – А вы откуда?
– Здешняя, – сказала Анна Сергеевна.
– Вам здесь не скучно?
– Ох эти русские! Сидят в своем Урюпинске, и им весело, а приедут в Баден-Баден, так сразу им скучно.
В разговоре выяснилось, что русский господин – его звали Дмитрием Дмитриевичем – был адвокатом из Москвы, а Анна Сергеевна – женою местного гостиничного магната. То ли совладельца, то ли топ-менеджера здешних курортов.
– Не знаю точно, чем он занимается, но он плебей, – сказала она. – Здесь скучно, вы правы. Поехали кататься, вон моя машина. Только зайдите за угол и пройдите шагов сто. И не забудьте заплатить за кофе.
– Чтоб ваш плебей не остался без выручки? – рискованно пошутил он.
Она стала приезжать к нему в Москву раз в два-три месяца, якобы по делам своей фирмы; муж даже не проверял, есть ли у нее фирма в России. Останавливалась в «Мариотте» на Тверской, посылала ему смску, и он являлся тем же вечером.
Однажды она прождала его два дня. Сначала злилась, потом волновалась, потом снова разозлилась и уже собралась уезжать, но тут он ввалился, усталый и запыленный.
– Я был в Ростове, – сказал он. – Даже домой не заехал.
– Отдохни, прими душ, – сказала она. – А я сбегаю куплю тебе новое белье и сорочку.
– Подожди, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Дай на тебя наглядеться.
Они сели в кресла и посмотрели друг на друга, радостно улыбаясь. Она думала, что этот обыкновенный пожилой господин в прошлогоднем костюме, с седеющим редким ежиком – самый дорогой человек в ее жизни и что это и есть счастье. А он просто любовался ею.
Зазвонил ее мобильник. Она ответила по-немецки. Потом ушла в другую комнату. Куда-то звонила сама. Вернулась насупленная.
– Катался на лыжах, разбился, сейчас в реанимации, – сказала она. – Самолет в восемь. У нас есть еще часа три. – И сняла свитер через голову.
