Книга Корабли идут на бастионы - Марианна Яхонтова

Саблин с недоумением смотрел на адмирала, приподняв брови. Он всегда глубоко презирал женщин, которые сдавались на его домогательства, и никогда бы не женился ни на одной из них. Он рассуждал очень просто: если девушка или женщина вступает до брака в близкие отношения с мужчиной, то значит, это женщина дурная, и если жениться на ней, то она после брака непременно будет обманывать и мужа. И рассуждали так не только он и люди его круга, а все.

– Вы сомневаетесь в чести моей? – спросил Саблин. Глаза его сузились, и все лицо стало чуть бледнее.

– Нет, Яков Николаевич, не сомневаюсь, – со вздохом сказал адмирал. Был ли он вправе предлагать Саблину к руководству свои убеждения взамен общепринятых? В конце концов, Саблин был не только не хуже, а даже лучше других. Он ни от кого не скрывал своих приключений, и потому, может быть, его жизнь казалась более бурной, чему других. Иной на вид и безгрешен, как херувим, а заглянешь в него поглубже, окажется чернее беса. На слово Саблина можно вполне положиться, он скорее умрет, чем изменит ему. А главное, видимо, в жизни его наступила действительно та пора, когда желание любви настоящей и сильной становилось вполне зрелым. А кто как не Лиза могла вызвать такую любовь?

– Я поговорю с Лизаветой Васильевной и передам ей ваше предложение, – сказал адмирал, вставая и собирая свои листки, на которых тщетно пытался постичь гармонию.

– Но вы сами, Федор Федорович? Могу я рассчитывать на одобрение моих намерений? – спросил капитан несколько хрипловатым дрогнувшим голосом.

– В моем согласии можете не сомневаться, – сказал адмирал, протягивая гостю руку. – Иначе я не стал бы передавать пропозиции вашей. Я знаю вас как храброго и достойного офицера, а таковым, полагаю, плохой человек быть не может.

Капитан пожал руку Ушакову с такой горячностью, что сразу стало видно, какое значение придает он его согласию.

– Сколь счастлив я, Федор Федорович! Сего вы и постичь не можете, – сказал он.

16

Лиза укладывала в решето ранние черешни. Она умела делать это очень красиво и убористо. Ее приемная мать, вдова шкипера Варвара, собиралась ехать с ней в урочище Кач-Кальон, где уже восемнадцать лет подвизался святой жизни отшельник. Обитал он в каморке, высеченной им самим в скале, и не вкушал ни горячего, ни мясного, а только хлеб, воду и плоды. Варвара хотела попотчевать его в столь глубоком уединении первыми черешнями из своего сада.

Грамоте и необходимым ей наукам обучал Лизу Непенин и прилагал все усилия, чтоб искоренить в ней малейшее суеверство и очистить ее ум от предрассудков. А потому Лиза не верила в силу отшельника. Укладывая черешни, она была полна самых суетных помышлений. В следующее воскресенье праздновалась Троица, и весь город должен был собраться в церкви. Вот тогда-то Лиза наденет ту шаль, которую привез ей из Петербурга адмирал. Она накинет ее на свои черные волосы так, чтобы кружево спускалось на лоб и слегка затеняло одну щеку.

Она войдет в церковь вместе с адмиралом, и все будут смотреть на нее. Он тоже чуть прищурит глаза, что на том языке, который установился между ними еще с ее детства, означает, что он доволен ею и что она лучше всех. И все станут говорить, что Лиза самая милая и красивая девушка в Севастополе!

Лиза глубоко вздохнула, как бы под тяжестью собственного очарования. Потом, подняв обе руки, она потянулась, привстав на цыпочки. Над нею столбом вились мошки, дрожа и блестя чуть заметными крыльями. Этот трепещущий столб казался голубоватым и как будто уходил далеко в небо.

Из-за гор показался месяц в остром ночном колпаке, очень похожем на колпак анахорета. Казалось, он шел пересчитывать звезды, как пересчитывал анахорет прирученных им птиц, когда они слетались к нему на кормежку. В большом небесном хозяйстве царила глубокая неизменная тишина.

«Если он действительно святой, – думала Лиза об анахорете, – то он непременно узнает, что я съела из этого решета десятка два черешен. Очень было бы любопытно, если бы он вдруг это сказал». Девушка не верила в чудеса, но всегда сожалела о том, что их не было.

Она взяла заполненное решето, чтоб нести его в дом, но калитка необычно громко хлопнула, и за густыми зарослями акаций мелькнул знакомый белый мундир.

Лиза поставила решето на стол и побежала навстречу адмиралу.

– К старцу собираетесь? – тотчас догадался Ушаков.

– Да, матушка хочет.

– А ты не хочешь? Суеверством считаешь?

– Считаю.

– А по-моему, старец сей тебе судьбу весьма добрую намолил, – шутливо возразил Ушаков.

– Да, у меня очень добрая судьба, – простодушно согласилась девушка, глядя ему в лицо большими, радостно сияющими глазами.

– Значит, ты довольна?

– Очень довольна.

– И ничего больше не желаешь?

– Ничего, пусть все будет так, как есть. – Лиза произнесла это слегка настороженно. Ей вдруг показалось, что адмирал с каким-то тайным намерением задает ей эти вопросы. – Хочешь? – спросила она, опуская руку на блестящие крепкие ягоды. – Один ряд можно.

– Нет уж, что обижать старца, – сказал адмирал. Почему-то ему представилось невозможным вдруг разрушить ту простодушную ясность, которая сквозила в каждом ее взгляде и каждом движении. – Ну, а как Троица? Избиение жителей Севастополя готовится? – спросил адмирал. Он был посвящен в заговор тщеславия и готовился добросовестно выполнить возложенную на него роль.

– Ты хотел побед, теперь я хочу побед, – отвечала Лиза.

После возвращения адмирала из Петербурга между ними установился тон легкой шутки, из которого никак нельзя было выйти, даже когда шутить совсем не хотелось.

Ушаков взял крестницу под руку и, увлекая ее к дому, сказал:

– Об одной из самых блестящих побед я и хочу сказать тебе.

Как только он произнес это, Лизе все сразу стало понятно. Та тоскливая тревога, которую она всегда испытывала в присутствии капитана Саблина, возникла так живо, словно он шел тут, рядом с ней.

Саблин в обращении с Лизой проявлял особенную благоговейную осторожность и никогда не подчеркивал своего внимания. Но Лизу не оставляло ощущение страха перед этим человеком. Ей казалось, что эта тихая благоговейная осторожность каким-то образом ее запутывает. Скрытые намерения Саблина прочитали и многие чужие женские глаза. Прочитали и не одобрили. Дочь простого боцмана, которая несколько лет назад бродила нищенкой по городу, и вдруг природный дворянин с хорошим состоянием имеет на ее счет серьезные намерения. Если б он имел намерения не серьезные, это никого бы не оскорбило. Но боцманская дочка в качестве законной жены Саблина теперь войдет в среду благородных офицерских жен. Закрыть же ей доступ туда было невозможно, так как капитан Саблин не остановится ни перед каким скандалом и сумеет постоять за себя и свою жену. Всем известно, что это самый предерзостный человек во всем флоте, готовый за самое пустое, но неугодное ему слово проткнуть человека шпагой. И никто в городе не решался даже улыбнуться, когда капитан Саблин, случалось, провожал Лизу из лавок домой.