Книга Сотня - Кэсс Морган

– Осторожно,– сказал Уэллс, указывая на клубок корней, скрытый ковром пурпурных листьев,– земля тут очень неровная.

Он взял маленькую ладошку Октавии и помог девушке перелезть через поваленное дерево. Странно было думать, что нечто, лишенное пульса и крови, способно умереть, но влажная, отслаивающаяся кора наводила на мысли о мертвом теле.

– Так это правда? – спросила Октавия, когда они спускались по склону к ручью.– Ты действительно подставился под арест, чтобы попасть сюда вместе с Кларк?

– Полагаю, да.

Она с легкой завистью вздохнула:

– Я никогда в жизни не слышала ничего романтичнее.

Уэллс одарил ее кривой улыбкой:

– Поверь мне, это не так.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Октавия, склонив голову к плечу. Сейчас, среди лесных теней, она опять выглядела по-детски невинно.

Уэллс смотрел куда-то в сторону. Он внезапно понял, что совершенно не может поглядеть ей в глаза. Интересно, мрачно подумал он, что сказала бы Октавия, если бы знала правду. Ведь он вовсе не отважный рыцарь, который явился спасти принцессу. Он – причина, по которой она оказалась в заточении.

Уэллс снова глянул на свой нашейный чип. Он сидел тут всего две минуты, но за это время посмотрел на чип уже в четырнадцатый раз. Сообщение, которое некоторое время назад прислала ему Кларк, встревожило его, да и вообще последние несколько недель она вела себя как-то странно. Уэллс почти не видел ее, а во время тех нескольких встреч, которые у них все же были, девушку прямо-таки потряхивало от непонятного волнения.

Уэллс ничего не мог с собой поделать: он боялся, что она собралась с ним порвать, и если еще не сошел с ума от тревоги, то только потому, что знал – Кларк не станет давать ему отставку в библиотеке. Было бы слишком жестоко так ранить его тут, в том самом месте, которое они оба больше всего любили. Кларк не сможет так с ним поступить.

Услышав шаги, он поднялся на ноги, и над его головой снова зажегся свет. Он так долго сидел неподвижно, что библиотека забыла о его присутствии, и лампы потухли – все, кроме одной, аварийной, которая тускло светилась на потолке. Вошла Кларк, все еще одетая в медицинский костюм. Обычно это вызывало у Уэллса улыбку. Ему нравилось, что Кларк не крутится часами перед зеркалом, занимаясь своей внешностью, как это принято у большинства девчонок Феникса,– но сегодня синяя куртка и штаны болтались на ней, как на вешалке, а под глазами залегли темные тени.

– Привет,– сказал Уэллс, шагнув вперед и легонько поцеловав Кларк в знак приветствия. Она не отстранилась, но и не ответила на поцелуй.– С тобой все в порядке? – спросил он, уже понимая, что это не так.

– Уэллс,– сказала она дрогнувшим голосом и заморгала, чтобы сдержать слезы. Его глаза тревожно округлились – обычно Кларк никогда не плакала.

– Эй,– пробормотал он, обнимая девушку и увлекая ее на диван. Ноги Кларк, казалось, подгибаются под тяжестью какого-то горя.– Все будет нормально, клянусь. Только расскажи мне, что случилось.

Кларк пристально смотрела на него, и он увидел, как желание довериться ему борется в ней со страхом.

– Ты должен пообещать, что никому ничего не расскажешь.

Он кивнул головой:

– Конечно же, обещаю.

– Я серьезно. Это не болтовня, а на самом деле вопрос жизни и смерти.

Уэллс сжал ее руку.

– Кларк, ты же знаешь, что мне можно рассказать абсолютно все.

– Я обнаружила… – Она вздохнула, закрыв на мгновение глаза, и начала снова: – Ты ведь знаешь, что мои родители исследуют радиацию?

Он опять кивнул. Ее родители отвечали за масштабное исследование, целью которого было выяснить, когда человечество сможет вернуться на Землю – если, конечно, это вообще будет возможно. Когда отец Уэллса заговаривал об экспедиции на Землю, юноша считал, что речь идет о каких-то отдаленных временах. Ему казалось, что такая затея – скорее мечта, чем реальный план. Но он знал и о том, как важна работа Гриффинов для Канцлера и для всей Колонии.

– Они ставят опыты на людях,– тихо сказала Кларк. По спине Уэллса пробежала волна озноба, но он ничего не сказал, лишь крепче сжал руку любимой.– Они экспериментируют на детях,– сказала – нет, почти прошептала Кларк. Ее голос звучал опустошенно, словно ее мысли так долго бегали по одному и тому же кругу, что утратили всякий смысл.

– На каких детях? – спросил он, пытаясь осмыслить сказанное.

– На незарегистрированных,– сказала Кларк, и ее полные слез глаза вдруг вспыхнули злобой.– На детях из детских центров, родителей которых казнили за нарушение демографического закона.– И Уэллс словно услышал непроизнесенные ею слова: «Этих людей убил твой отец».– Они такие юные… некоторые совсем маленькие… – Голос Кларк затих.

Она откинулась назад и, казалось, уменьшилась в размерах, будто эта страшная правда поглотила какой-то кусок ее тела.

Уэллс обнял ее за талию, и она не отстранилась, как обычно в последние несколько недель, а наоборот, прижалась к нему, склонив голову ему на грудь.

– Они все очень больны.– Уэллс чувствовал, что его рубашка стала влажной от ее слез.– А некоторые уже умерли.

– Мне так жаль, Кларк,– пробормотал он, пытаясь найти слова, которые прогнали бы ее боль.– Но я уверен, твои родители делают все, чтобы убедиться…

Он умолк. Тут все равно не помогут никакие слова. Нужно что-то делать, нужно положить этому конец, пока ее не сломили окончательно ужас и чувство вины.

– Что я могу сделать? – твердо спросил он.

Кларк отпрянула и уставилась на него. В ее глазах появился новый страх.

– Ничего,– сказала она с заставшей его врасплох решимостью.– Ты должен пообещать, что ничего не станешь делать. Родители взяли с меня клятву, что я никому не скажу. Они не хотят этого делать, Уэллс, и занимаются этим не по своей воле. Их угрозами заставил Вице-канцлер Родос.– Она взяла Уэллса за руку.– Обещай, что никому ничего не скажешь. Я просто… – Она прикусила губу.– Я просто не могла это больше от тебя скрывать. Мне нужно было с кем-то поделиться.

– Обещаю,– сказал Уэллс, хотя сам уже пылал от ярости.

Этот скользкий гад не имел права делать такие вещи за спиной Канцлера. Уэллс подумал об отце, о человеке, который имеет четкие критерии добра и зла. Отец никогда не разрешил бы ставить опыты на людях. Он может немедленно положить этому конец.

Кларк снова опустила голову на грудь Уэллса, он обнял девушку и прошептал:

– Я люблю тебя.

Через час, проводив Кларк до дому, Уэллс в одиночестве пришел на обзорную площадку. Он ощущал острую потребность что-то сделать. Если в ближайшее время ситуация не изменится, угрызения совести уничтожат Кларк. Уэллс отказывается молча наблюдать гибель любимой.

Уэллс никогда раньше не нарушал обещаний. С самого нежного возраста отец внушал ему, что руководитель всегда держит свое слово. Но Уэллс вспоминал слезы Кларк и понимал – выбора у него нет.