Книга Крылья огня - Чарлз Тодд

Стало так темно, что осматривать другие комнаты можно было лишь поверхностно. Почти отовсюду убрали одежду и личные вещи; опустели шкафы, комоды и ящики столов. Из выдвижных ящиков уже тянуло плесенью. И все же, помня о выдолбленной полке в комнате Оливии, он проверил все платяные шкафы очень тщательно.

Больше он ничего не нашел; ничто не подсказало ему, где Оливия могла оставить свои бумаги – и даже где они хранились при ее жизни. Сюзанна с мужем, Рейчел, Стивен, Кормак, а также миссис Трепол и старуха Сейди целыми днями бродили по Тревельян-Холлу и очищали комнату за комнатой. Ратлидж не удивился, ничего не обнаружив там, где они уже поработали.

Он вернулся в кабинет. Письменный стол у окна оказался таким же пустым, как и стол в комнате Оливии. Он сам не знал, что ищет. Скорее всего, Стивен давно вывез все завещанные ему бумаги. И все же Ратлидж смутно подозревал, что человек, который твердо решил сохранить славу сводной сестры, вряд ли увез ее архив далеко. В конце концов, он ведь настоял на том, чтобы комнату Оливии не трогали.

Хэмиш возразил: «На что тебе бумаги, если ты нашел золотые побрякушки? Или ты и им не веришь?»

Выйдя на мыс, Ратлидж посмотрел на заходящее солнце, которое казалось огромным красным шаром. В лицо ему подул теплый ветерок. Окна Тревельян-Холла у него за спиной словно горели в огне, как и флюгер на церковной колокольне. Как говорится в пословице, «если небо красно вечером, моряку бояться нечего…».

Надо было послушать Хэмиша и вернуться в Лондон еще в субботу утром. Надо было сегодня сказать Рейчел, что нет причин заново расследовать обстоятельства смерти ее родных. Оставить мертвых убийц в покое.

Но он задержался, и его задело за живое. Теперь он должен был докопаться до истины, – в том числе и ради собственного спокойствия. Ради живущего в нем полицейского, который всегда видит в человеке как хорошее, так и плохое и продолжает жить дальше, несмотря на горечь, которая разъедает душу после подобных открытий.

Как О. А. Мэннинг посмела пережить ужасы Оливии Марлоу? Какое она имела право на похвалу и почитание, как смела называться создательницей прекрасных стихов женщина, не знавшая ни пощады, ни сострадания?

Своим литературным душеприказчиком Оливия назначила Стивена Фицхью. Ему предстояло решить, какие из ее бумаг и набросков можно показывать биографам, критикам и читателям. И вот Стивен неожиданно для всех умер. Похоже, ни Рейчел, ни Сюзанна не горят желанием взять на себя ответственность за наследие Оливии. Кормак, по его же признанию, больше склонен уничтожить семейные скелеты, чем выставлять их на всеобщее обозрение. Если он и решится представить широкой публике О. А. Мэннинг, то, скорее всего, представит Оливию Марлоу – тихую отшельницу, которая почти ничего не знала об окружающем ее мире и все же обладала чудесным чутьем человеческого сердца – Божьим даром.

Или дьявольским даром. Все зависит от того, что о ней станет известно.

Даже если он, Ратлидж, утром вернется в Лондон, он будет единственным живым человеком, способным подтвердить, что давнишние подозрения Кормака вполне могут оказаться справедливыми. На него свалилось тяжкое бремя, которое ему придется нести. Не Кормаку, не Сюзанне, не Рейчел, а ему, Ратлиджу.

Угораздило же Стивена Фицхью свалиться с проклятой лестницы!

Если Ратлидж останется в Корнуолле, придется каким-то образом доискиваться до причины, по которой недавно умершая женщина убивала своих родных и близких.

Вот что самое трудное. Оливию Марлоу похоронили. Зато О. А. Мэннинг еще жива, на что она, возможно, не имеет права.

А когда он, Ратлидж, выяснит правду, какого черта ему с ней делать? Намеренно уничтожить автора «Крыльев огня»? Сломать красоту и гениальность вместе с жестокостью и ложью?

«Ты ведь когда-то уже брал на себя роль палача, – напомнил ему Хэмиш. – И не забудешь о ней до конца жизни… Что, не терпится повторить?»

Ратлидж развернулся и зашагал по тропинке, которая вела в деревню.

«Если придется», – с горечью ответил он.

Глава 11

На следующее утро Ратлидж отправил в Лондон тщательно составленную телеграмму:

«Исходных данных мало, но подозрения есть. Пока окончательно не убежден в том, что смерть стала результатом преступления. Если я срочно не нужен, рассчитываю пробыть здесь еще несколько дней».

Ему не хотелось напрасно тревожить Боулса, поэтому он постарался сделать телеграмму вполне нейтральной. В конце этого повторного расследования Ратлидж мог прийти к любому выводу. Кроме того, он подозревал, что начальнику сейчас не очень хочется видеть его в Лондоне.

В понедельник во всех газетах появились сообщения об очередном нападении «Потрошителя из Сити». Боулс не скупился на интервью. Он подробно рассказывал о мерах, предпринимаемых Скотленд-Ярдом, о достижениях современной криминалистики и ее роли в поимке виновных. Боулс предпочитал полагаться на голые факты, а не на интуицию и тщательный анализ личности убийцы. Он не задавался вопросами, почему убийца предпочел напасть на конкретную жертву в конкретное время и в конкретном месте. Ратлидж на собственном опыте убедился в том, что теоретики не всегда бывают лучшими свидетелями на суде; в половине случаев хороший адвокат способен их обойти.

Для начала он решил еще раз обдумать, что ему известно. По словам Кормака, он видел, как Оливия столкнула сестру с яблони. Даже незадолго до смерти Оливии не хватило духу избавиться от своих страшных трофеев. Коллекция, которую он обнаружил в тайнике, равнозначна признанию в шести убийствах, а не только в тех двух, в которых винил Оливию Кормак. Возможно, с возрастом убийца стала хладнокровнее и искуснее.

И все же факты, каждый по отдельности или вместе взятые, не служат достаточным доказательством вины в зале суда. В то время, когда погибла Анна, Кормак был мальчишкой; возможно, память сыграла с ним злую шутку. А коллекция… Хороший адвокат возразит, что Оливия имела законное право хранить у себя золотые вещицы, когда-то принадлежавшие ее родственникам. Они могли сами подарить их ей. Она могла украсть их еще в детстве или выиграть в споре. Сами по себе, лишенные убедительных доказательств, трофеи не могут считаться плодами преступления.

Возможно, признание находится в ее архиве. Пусть и косвенное – скажем, зашифрованное в стихах. Поэтам и писателям позволены литературные вольности. Даже если Ратлидж и найдет в бумагах Оливии нечто подозрительное, обнаруженные улики никто не признает решающими.

Кто из живых способен дать ему требуемые доказательства? Кто станет серьезным, непререкаемым свидетелем в зале суда?

Он отправился на поиски одного из них.

Констебль Долиш заканчивал завтракать в светлой, просторной кухне; он вышел в гостиную. Оказалось, что ему довольно трудно понять, на что намекает Ратлидж.

Проснулся и Хэмиш. Он зловеще предсказал: Ратлидж еще пожалеет, что остался в Корнуолле. Хэмиш проклинал ослиное упрямство Ратлиджа.