Книга Пожар страсти - Белва Плейн

– Если бы кто-нибудь сказал в ту пору, когда я стремился получить звание магистра по специальности европейская литература, что мне предстоит работать в семейном универмаге, я бы ни за что не поверил. Как ни странно, я не жалею о том, что бросил колледж. Я полюбил бизнес. Пожалуй, я даже счастлив, что подвернулась такая возможность. Скажите, вам нравится покупать у Миллера?

– Очень. Я не так уж часто делаю покупки, но обычно нахожу там то, что мне нужно.

– Рад слышать. Признаться, это часть моей работы – поддерживать контакт с покупателями.

Уилл говорил серьезно, но при этом слегка подтрунивал над собой. Он понравился Гиацинте, но Джеральд постоянно говорил, что ей все нравятся.

Джеральд. Это имя словно отравило воздух, сделало его темным. Опустился мрак, который стал еще более непроницаемым оттого, что они приближались к улице, где находился остов сгоревшего дома.

– А чем вы занимаетесь помимо шитья?

– Я не портниха. Я художница. Работала в музее, реставрировала произведения искусства.

– Что же вы пишете? Расскажите об этом. Я люблю искусство и вместе с тем полный профан в этой области. Бывая в Нью-Йорке, я обязательно два-три часа провожу в музеях, чтобы хоть на бегу восполнить недостаток образования.

– Я просто переношу на холст то, что мне нравится.

Гиацинта смотрела прямо перед собой, чтобы не видеть пепелище, но при этом чувствовала на себе взгляд Уилла. В другой ситуации она ощутила бы легкий трепет, который испытывает женщина, когда мужчина обводит ее восхищенным взглядом.

– До обеда еще далеко, – сказал Уилл, когда они поравнялись с лавкой, в которой продавались сандвичи. – Я, пожалуй, съел бы сандвич. А вы не составите мне компанию?

– Пожалуй. Я не завтракала.

Стол оказался грязным. Майонез сочился из сандвичей, кофе расплескался на блюдца. Уилл улыбнулся, взял бумажные салфетки с соседнего столика и вытер блюдца.

– Только одна официантка, – пояснил он. – Она, похоже, сбилась с ног.

Джеральд скорчил бы гримасу и скорее всего попенял бы официантке. «Интересно, – подумала Гиацинта, – я когда-нибудь забуду Джеральда? Глупый вопрос. Он отец моих детей и хозяин моей судьбы. Он может за полминуты растоптать меня».

Гиацинта выпрямилась на стуле. Уилл рассказывал о своем отце, который чувствовал себя не вполне хорошо, хотя мог бы чувствовать себя лучше, если бы не был трудоголиком…

Ей следует быть внимательнее. Прошло уже несколько недель с того времени, как она впервые разговаривала с человеком, который не проявлял ни назойливости, ни любопытства, не выказывал жалости и не ждал никаких объяснений. Такое общение – настоящая отдушина. Нужно это ценить и вести себя соответственно. Однако могли возникнуть и сложности. Взгляд Уилла скользнул по руке Гиацинты, на которой не было обручального кольца. Вполне вероятно, что он собирался спросить, когда увидит ее снова. Странно! Ведь выглядела она отвратительно. А как еще можно выглядеть, если толком не ешь, не спишь и не занимаешься физическими упражнениями?

Как тактично он перевел разговор, перейдя от компании Р. Дж. Миллера к теме, которая, по его мнению, ей близка. Считает ли Гиацинта, что музеи во Франции интереснее, чем музеи искусства Возрождения во Флоренции? А ее работы выполнены в реалистическом или абстрактном духе?

Зашел разговор о кино. Выяснилось, что они одинаково относятся к комедии, трагедии и драме и оба осуждают насилие. Беседа продолжалась и после того, когда они остановились перед домом Гиацинты. В этот момент зажглись уличные фонари. Уилл посмотрел на свои часы.

– Я и понятия не имел, что уже так поздно! Меня ждут в доме моего друга. Ой, посмотрите на эту пару! Какие замечательные собаки!

«Замечательные собаки», маленькие и светлые, на поводке пересекали улицу.

– Спаниели короля Карла, – пояснил Уилл. – У меня такой же дома.

Гиацинта подумала: «У моих детей есть такой же спаниель во Флориде». И ощутила укол страха, уже ставший для нее привычным.

– Было очень приятно побеседовать с вами, – сказал Уилл. – Дадите мне номер телефона? Вот карандаш.

Гиа написала номер, они обменялись рукопожатием, и она поднялась по лестнице. Даже не оглянувшись, она была уверена, что Уилл провожает ее взглядом. Подумав о том, что какой-то молодой женщине здорово повезет, Гиа открыла дверь.

– Нет, Арни, – сказала Гиацинта, – я в самом деле не могу. Я совсем не хочу слышать его голос.

Они вели обычный телефонный разговор, регулярность которых изумляла Францину.

– Арни уникален, – говорила она. – Я не помню ни одного мужчину, включая твоего отца, который тратил бы столько времени и усилий, чтобы кому-то помочь в такой ситуации. Должно быть, он влюблен в тебя, Гиацинта.

Смешно. Просто Арни очень заботлив. Он напоминал скорее дядю, хотя и молодого, но доброго и терпеливого.

– Я абсолютно уверен, что Джеральд согласится, Гиа, – сказал Арни. – Он говорил вам, что вы будете иметь возможность навещать детей.

– Он так же легко может сказать «нет», «пока еще нет», а я этого не вынесу.

– Я всегда соблюдал нейтралитет, но, черт возьми, вы кажетесь гораздо более несчастной, чем он, поэтому мне придется принять вашу сторону. Я скажу ему, что он должен позволить вам приехать на День благодарения.

– Я так хочу приехать! Мы можем обедать в моем отеле. Многие люди проводят праздники таким образом, хотя мы никогда этого не делали. Я так хочу видеть их, что у меня щемит сердце.

– Успокойтесь, Гиа, успокойтесь. Вы слишком расстроены. Я поговорю с Джеральдом и позвоню вам завтра.

– Спасибо, Арни. Я люблю вас за это. Францина тоже вас полюбила. Она хочет поехать со мной, и хотя мне не нужна ее помощь, думаю, это хорошая идея. Дети любят ее.

– Ну что ж, вы развлечетесь. Мне же необходимо посетить престарелых родственников в Нью-Йорке. Поэтому на праздник я направлюсь на север, в то время как вы – на юг. А пока что, Гиа, держитесь.

Выполняя обещание, Арни все устроил: получил согласие Джеральда, заказал билеты на самолет, комнаты в отеле с видом на океан, праздничный обед с индейкой в соусе в отдельном кабинете.

– Это будет своего рода дом вдали от дома, – сказал он.

Узнав об этом, Францина пробормотала: «Ангел».

Они купили подарки. Гиацинта испекла любимое печенье детей, захватила книги, набор начинающего шахматиста для Джерри, куклу для Эммы, одежду для обоих, включая и «парижское» платье.

– Это напоминает Рождество, а не День благодарения, – заметила Францина, – если, конечно, не смотреть в окно.

Внизу перед ними расстилался удивительный мир: голубовато-зеленая вода, красные пляжные зонтики, зеленые пальмы, ослепительно белый песок. Справа виднелись теннисные корты – кстати, все занятые, а слева – залив с роскошной яхтой. Зрелище было яркое, праздничное.