Книга Отважная - Холли Блэк

Когда ее палка ударила его в бедро, было чудесно видеть выражение его лица: ярость, сменившуюся изумлением, а потом, мгновенно, радостью.

Разойдясь, они начали снова, кружась друг возле друга. Равус сделал ложный выпад, Вэл его парировала – но в этот момент комната вдруг начала кружиться. Она привалилась к стене. Его палка ударила ее в бок. От резкой боли девушка ахнула.

– Что с тобой? – крикнул он. – Почему ты не остановила удар?

Вэл заставила себя выпрямиться, всаживая ногти в ладони и прикусывая щеку. У нее все еще кружилась голова, но она решила, что сможет это скрыть.

– Не знаю… голова…

Равус с размаху ударил метлой о стену, расщепив дерево и поцарапав камень. Бросив обломки палки, он снова повернулся к Вэл, и его черные глаза горели, словно сталь в горне.

– Тебе не следовало просить у меня уроки! Я не могу сдерживать удары. Ты пострадаешь от моей руки.

Она нетвердо отступила, глядя, как обломки палки плывут у нее перед глазами.

Он сделал глубокий судорожный вдох и успокоился.

– Возможно, тебя лишает равновесия волшебство в этой комнате. Я часто чую его на тебе – на коже и в волосах. Наверное, ты слишком часто здесь бываешь.

Вэл покачала головой и подняла свою палку, приняв начальную стойку.

– Я уже в порядке.

Тролль пристально посмотрел на нее.

– Тебя ослабляют чары или то, чем ты занимаешься там, на улице?

– Это не имеет значения, – ответила она. – Я хочу биться.

– Когда я был ребенком, – проговорил он, не торопясь занять позицию, – мать научила меня драться руками и только потом показала, как пользоваться оружием. Она и мои братья и сестры били меня метлой, забрасывали снегом и льдом, пока я не впадал в ярость и не начинал атаку. Боль не считалась уважительной причиной, и болезнь тоже. Все это должно было питать мою ярость.

– Я не пытаюсь найти уважительные причины!

– Нет-нет, – отозвался Равус. – Я говорил не об этом. Сядь. Ярость не превращает тебя в отличного бойца – она делает тебя неуравновешенной. Мне следовало бы заметить, что ты больна, но я увидел только слабость. Это мой недостаток, и я не хочу, чтобы он стал твоим.

– Мне противно, что не получается лучше, – сказала Вэл, тяжело опускаясь на табурет.

– У тебя получается хорошо. Тебе противно, что не получается отлично.

Она рассмеялась, но смех получился неискренним. Ее огорчало, что мир никак не желает перестать кружиться, но еще сильнее расстраивал его гнев.

– А почему ты составляешь снадобья, хотя мог бы быть мечником?

Он улыбнулся.

– Когда я покинул земли матери, я оставил меч позади. Мне хотелось делать что-то свое.

Она кивнула.

– Хотя кое-кто из волшебного народа пришел бы в ужас, но я научился составлению снадобий от человека. Она варила лекарства, снадобья и готовила припарки для смертных. Ты, возможно, думаешь, что люди больше так не умеют, но есть места, где делают. Эта женщина всегда была со мной отчужденно вежлива, словно считала, что умиротворяет какого-то непредсказуемого духа. По-моему, она знала, что я не смертный.

– А как насчет зелья, названного «Никогда»? – спросила Вэл.

– Насчет чего?

Она поняла, что он не слышал такого названия и вряд ли знает, что это снадобье делает с людьми.

Вэл тряхнула головой, словно пытаясь отогнать эти слова.

– Магии фейри. Как ты делаешь снадобья волшебными?

– А, ты об этом. – Он простодушно улыбнулся. – Волшебную сторону я уже знал.

В туннелях Вэл отрабатывала удар, при котором выворачивала руки так, словно выжимала кухонное полотенце. Она снова и снова повторяла широкую восьмерку и переброс меча из руки в руку, как девушки-черлидеры с флагами в перерывах между таймами. Невидимые противники плясали в подвижных тенях, всегда более быстрые и ловкие, с идеальным чувством равновесия и темпа.

Девушка думала о тренировках лакросса, когда делала передачу с обратной стороны клюшки, и сравнивала ее с ложными выпадами мечом и переменой рук. Она вспомнила, как училась отправлять мяч на палку клюшки, рассчитывать отскок от стены, ловить мяч за спиной или между ногами.

Вэл попробовала эти движения с половинкой метлы. Просто чтобы проверить, можно ли так сделать, и посмотреть, нельзя ли из этого извлечь урок. Она подбросила банку из-под газировки с помощью самодельной рукояти на палке, а потом ударила по ней ногой, отправив в своих мысленных противников.

Вэл посмотрела на отражение своего лица в окне. Кожа была подобна бесконечно податливой глине. Вэл могла изменить ее как угодно – сделать глаза огромными, словно у персонажа из мультиков, или туго натянуть кожу на скулах, острых, как ножи.

Ее лоб пошел волнами, губы истончились, нос стал длинным и крючковатым. Сделать себя прекрасной было легко, но это ей надоело, а вот делать себя карикатурной было бесконечно интересно. Для этого существовало так много способов!

Вэл играла в игру, где ее замуровывали в башне некроманта и приходилось бежать по нескончаемым лестницам. По пути она подбирала снадобья. Некоторые делали ее меньше, а некоторые – очень высокой, чтобы можно было проходить во всевозможные двери. Иногда в какой-нибудь высокой башне сидел алхимик – так высоко, что он не видел, что происходит внизу. Где-то появлялось и чудовище, но иногда алхимик был чудовищем, а чудовище – алхимиком. Вэл держала в руке меч, но он не изменялся, когда изменялась она, поэтому оказывался то крошечной зубочисткой на ладони, то громадной штукой, которую приходилось тащить за собой.

Когда Вэл открыла глаза, то увидела, что лежит на тротуаре. Бедра и спина у нее болели, на щеке отпечатался узор цементной плитки. Люди проходили мимо сплошным потоком. Она снова пропустила тренировку.

– Что случилось с этой дамой? – произнес детский голос.

– Она просто устала, – ответила какая-то женщина.

Это была правда: Вэл устала. Она закрыла глаза и снова вернулась в игру. Ей необходимо было найти чудовище.

Иногда Вэл, измученная прошедшей ночью, приходила с остатками зелья в жилах. При этом глаза у нее казались обожженными по краям, словно их посыпали золой, а во рту пересыхало от жажды, которую не удавалось утолить. Она старалась, чтобы руки оставались твердыми, унимала дрожь, которая выдала бы усталость. Пропуская удар, девушка пыталась сделать вид, что это никак не связано с головокружением или тошнотой.

– Ты нездорова? – спросил Равус как-то утром, когда она была особенно слаба.

– Я в полном порядке, – соврала Вэл. Ей казалось, что у нее высохли вены. Она чувствовала, как они пульсируют, как болят затвердевшие черные болячки на внутренней стороне локтей.