Книга Везунчик Джим - Кингсли Эмис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо за танец, — произнес Диксон вполне спокойно.
— Мне очень понравилось, — ответила Кристина и сжала губы.
С удивлением Диксон осознал, что его не волнует явно не последнее шпионство Джонса, по крайней мере в данную минуту не волнует. Наверно, потому, что танцевать с Кристиной было так приятно.
Они вернулись в бар. Гор-Эркарт сидел на прежнем своем месте, Бертран дул ему в уши, будто никакого перерыва и не было. Маргарет придвинулась к Гор-Эркарту ближе некуда; Гор-Эркарт что-то сказал, Маргарет прыснула, но тут вошел Диксон и она мигом перестала смеяться и окинула его рассеянным взглядом: дескать, кто бы это мог быть; а впрочем, какая разница. Явились еще бокалы; в них необъяснимым образом оказался двойной джин. Конечно, заслуга Маконохи, в числе прочего обязанного препятствовать принесению крепких напитков. Чувство, характеризуемое Диксоном как «издержки возраста», понемногу охватывало Диксона; он уселся, взял джин и закурил. Ну и духотища здесь; ноги ноют; и вообще, когда все это кончится? Он было привстал, чтобы поговорить с Кристиной, но она уже сидела подле Бертрана, им не замечаемая, и со всей очевидностью слушала речи, обращенные к «дяде Джулиусу». Последний смотрел в пол — Диксон засек за ним эту манеру. Маргарет опять смеялась, раскачиваясь так, чтобы то и дело плечом задевать плечо Гор-Эркарта. Что ж, подумал Диксон, каждый имеет право при случае поразвлечься. Однако где Кэрол?
И тут появилась Кэрол. Она вошла с намеренной небрежностью — не иначе раздавила бутылочку где-нибудь в туалете, наедине с собой. Судя по выражению лица, кое-кого — а может, и всех — ждала сцена. Кэрол приближалась; Гор-Эркарт поднял взгляд и предпринял попытку передать ей некое послание посредством мимики. «Сами видите — я попал» — возможно, так послание выглядело бы в вербальном эквиваленте. В следующую секунду, единственный из присутствующих мужчин, он встал.
— Идемте, Джим, — довольно громко произнесла Кэрол и сменила траекторию. — Идемте танцевать. Полагаю, возражений не последует.
— Кэрол, что происходит?
— Мне и самой интересно.
— Вы о чем?
— Джим, вы прекрасно знаете, о чем я, если, конечно, не имеете привычки ходить с закрытыми глазами. А вы такой привычки не имеете. Меня, Джим, тошнит от процесса пробрасывания. По-моему, он затянулся, разве нет? — «Разве да?» — подумал Диксон. — Я вам это говорю совершенно спокойно, потому что я вас знаю. Я ведь вас знаю, разве нет? Я должна была кому-нибудь сказать, вот и выбрала вас. Вы не против?
Выбор означал, что снова придется танцевать, причем очень скоро; Диксон был против танцев, но не против выслушать Кэрол — исповеди обычно интересные.
— Продолжайте, — ободрил Диксон и огляделся: кто еще танцует? Многочисленные пары трясли бедрами и через равные промежутки времени синхронно накренялись, словно участники несанкционированной демонстрации, знающие: вот-вот нагрянут полисмены при дубинках. Шум стоял невыносимый; всякий раз, когда он поднимался до очередной критической отметки, Диксон потел в районе солнечного сплетения, будто пот из него выжимали, как сок из лимона. Чуть выше уровня глаз нарисованные фараоны и цезари тоже вихлялись и тоже давали крен.
— Этот кобель думает: стоит ему пальцем поманить, и вот она я, спешу и падаю! — выкрикнула Кэрол. — Как бы не так.
У Диксона язык чесался сказать: «Кэрол, не воображайте, будто все поверили в ваше алкогольное опьянение — по крайней мере в заявленную вами его степень». Однако Диксон помалкивал. Вероятно, Кэрол нужна некая маска, а выбранная ею (он знал по опыту) — куда эффективнее, чем само алкогольное опьянение. Он только уточнил:
— Вы о Бертране?
— О ком же еще? О нем, о художнике нашем. О величайшем художнике всех времен и народов. Нет, конечно, сам-то он в курсе: никакой он не величайший и даже не великий. Потому-то и ведет себя соответствующим образом. У каждого великого художника целый гарем — следовательно, если у него целый гарем, значит, он великий художник независимо от качества картин. Софизм, вот как это называется. Ну да вы знаете. Нераспределенный средний термин силлогизма. Вам понятно, о каком гареме речь идет. Обо мне и о девушке, на которую вы глаз положили.
Диксон начал было открещиваться. Обвинение необоснованное и в то же время бессовестно убедительное. Как Кэрол это удается?
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Ой, Джим, вот только не надо. Все вы понимаете. Кстати, что вы намерены делать?
— Я? Делать?
Кэрол впилась ногтями ему в ладонь.
— Вам не надоело? Что вы намерены делать с Кристиной Каллаган, вот о чем я спрашиваю.
— Ничего. А что я могу сделать?
— Если вы не знаете, что делать, я вам показать не могу, объявила епископу актриса. Боитесь дражайшей Маргарет — так и скажите.
— Кэрол, может, хватит? Вообще-то вы собирались мне что-то сообщить, а не устраивать допрос.
— Я к тому и веду. Не волнуйтесь: тут все-превсе взаимосвязано. Вам, Джим, надо оставить дражайшую Маргарет вариться в собственном соку. Попадались мне личности вроде нее. Уж поверьте, дружок: это единственный выход, второго не дано. Маргарет у нас из тех, кому брось спасательный жилет — так она вас же и утопит. Даже не сомневайтесь.
— Кэрол, вы хотели мне что-то рассказать. Если, конечно…
— О, в материале недостатка нет. Вам, например, известно, что изначально он хотел меня на бал вести?
— Я догадался.
— Нет, Джим, это не вы догадались, это дражайшая Маргарет вас догадала. Так или иначе, он меня пробросил с балом, чтобы притащить свою новую с дядей, и подсунул этого дядю мне в пару. В целом получилось неплохо — у меня со стариной Джулиусом обнаружилось энное количество точек соприкосновения. Только мы вошли во вкус, как появилась бесценная Маргарет — и решила, что старине Джулиусу с ней будет веселее. Сами понимаете: это ее выражения, не мои.
— Да, понимаю. Спасибо.
На этот момент они буквально терлись о прочие пары, однако Диксон услышал:
— Только давайте обойдемся без диалогов в духе Голсуорси. Понимаю, они для вас хлеб насущный — но ради меня потерпите. И вообще, пойдемте посидим. А то давка, как на распродаже.
— Пойдемте.
Не без труда они пробрались к карфагенянам, нашли под ними два свободных стула. Едва усевшись, Кэрол живо повернулась к Диксону, так что они стукнулись коленками. Лицо ее было в тени, отчего приобрело известную загадочность.
— Полагаю, вы сообразили, что я спала с нашим другом художником.
— Нет, что вы, — испугался Диксон.
— Очень хорошо; не хотелось бы, чтобы этот факт стал достоянием общественности.
— Я никому не скажу.
— Похвальная твердость характера. Главное — не говорите бесценной Маргарет.