Книга Ложь от Советского Информбюро - Александр Лысев

9 мая 1945 года нам сообщили, что наши войска взяли Берлин. Немцы подписали безоговорочную капитуляцию. Мы продвигались к границе Чехословакии. Группировка немецких войск, которую мы преследовали, уходила в направлении Праги, ее командование имело цель, свести свои войска в Южную Германию в Мюнхен и сдаться американским войскам. Генералы этой группировки не признали подписанную в Берлине капитуляцию.[34]

10 мая ночевали в курортном городе Бад-Кудова. У всех наших ребят были велосипеды. Во дворе дома, где мы остановились, были поставлены наши повозки с имуществом. Более 30 велосипедов на ночь поставили в сарай под крышу. Никто не обратил внимания, что на другой стороне сарая были еще одни ворота. Часовой стоял около оставленного во дворе имущества, и в его обозрении были только одни ворота сарая. Разместились на ночлег во втором этаже. Рано утром, когда все прошли во двор, и открыли ворота сарая, велосипеды все до единого исчезли, кто-то их увел через другие ворота. Только мой велосипед остался цел: я его оставил во дворе, возле повозки.

Дом, где мы ночевали, стоял на берегу глубокой речки. В нижнем этаже дома было не менее 50 человек небритых истощенных людей разного возраста. Тут были французы, бельгийцы, поляки, люди разных других национальностей. Эта интернациональная «бригада» пробиралась к себе на родину из немецкого плена. Каждого тянуло домой.

В этот же день мы подъехали к границе Чехословакии. Впереди были видны горы, лес, редкие дома на их склонах и длинная извилистая лента дороги. Красивая, как сказка, предстала перед нашим взором чехословацкая земля. Долго петляла, местами прячась в густом лесу, дорога. Она уходила то вправо, то влево или шла в обратном направлении. Но, в конечном счете, мы поднимались все выше и выше. На нашем пути стали появляться дома. Они группами по три, по четыре стояли совсем близко от дороги. И везде, где мы проезжали, под окнами домов протекала небольшая горная речка. Вода была прозрачной чистой, как слеза. Сначала трудно было понять, почему же везде около самых домов журчала вода. Можно было предположить, что с горы течет много речек. Но, когда мы стали подниматься выше, разгадка пришла сама собой. Жители оказались находчивыми, они из одной горной речки сделали много ручьев. Речка в нужных местах была перекрыта небольшими дощатыми плотинами. Плотный настил из строганых досок в месте пересечения уложен на дно реки. С левой стороны по течению установлен дощатый бортик, с правой стороны устроено новое русло. Речка в этом месте раздваивалась. Половина ее, преодолев дощатую плотину, уходила по старому руслу, а вторая половина реки устремилась по новому руслу, и так хорошая чистая вода журчала под окнами домов, потом она, вероятно, уходила в свое старое русло. Ехали мы в гору не менее пяти километров, и, наконец, дорога пошла вниз. Я обернулся назад и стал смотреть на германскую территорию. Она резко отличалась. Крыши всех домов, крытые только черепицей, краснели на солнце. С горы было хорошо видно на далеком расстоянии. Местами спуск был очень крут, транспорту приходилось притормаживать. Выехали на равнину. Широкое поле, с левой стороны, не очень далеко от дороги, по которой мы ехали, землепашец мужчина средних лет держался за ручку плуга. Он пахал землю. И как только он заметил нас, нашу движущуюся колонну, остановил лошадь, быстро сорвал с головы шляпу, стал ею махать, радостно крича по-чешски приветствие: «Надзар, надзар!» Подъезжали к населенному пункту. Жители выходили нам навстречу, приветствовали, улыбались. Наш ездовой Савин Афанасий Иванович сидел на повозке, в одной руке держал вожжи, а второй на каждое приветствие жителей снимал пилотку, махал ею, радостно крича: «Здравствуйте, здравствуйте!» На его лице была радость и улыбка. Солнце грело, было жарко. Кто-то из наших ребят подошел к пруду, снял с головы пилотку и нагнулся, чтобы зачерпнуть ею воды. Увидев намерение солдата, двое чехов подбежали к нему, крича, мол, что вы делаете, и тут же принесли в кружке чистой питьевой воды. В Чехословакии нас встречали как самых дорогих родных, как своих братьев. Ночевать каждый житель звал к себе, старался опередить своего соседа.

11 мая мы ехали по территории Чехословакии. Навстречу нам стали попадаться огромные фургоны, запряженные парой крупных лошадей — битюгов. В них сидели немецкие мирные жители, главным образом, женщины, дети и старики. Они, видимо, были напуганы, боясь нас русских, забрали свои пожитки, бежали от нас, сломя голову. А теперь возвращались на свои родные места.

12 мая на обочинах дороги появилось брошенное немецкое оружие — винтовки, автоматы, пулеметы, пушки и снаряды. Группировка спешила скорей пересечь Чехословакию, попасть в Южную Германию и сдаться в плен американцам. Но в Праге — столице Чехословакии — уже шло восстание. На помощь восставшим наш командующий первым украинским фронтом товарищ Конев бросил из Дрездена танковую армию. Прага до подхода группировки уже была освобождена от фашистских захватчиков. Впечатляющая была картина — навстречу нам колонна безоружных военных немцев организованным порядком следовала по Чехословацкой земле обратно к себе в Германию. Я даже не видел нашего конвоя, который должен был сопровождать пленных. Немцы — народ дисциплинированный, они поняли, что всякое сопротивление уже потеряло значение и смысл. Шли они твердым шагом, понуро наклонив головы, их взоры были направлены к себе под ноги, на землю. Мне показалось, что они проходили мимо и не видели нас. Может быть, от стыда или от внутренней обиды, никто из них не разговаривал и не поднимал глаз. Никем не сопровождаемые, они шли и шли стройными рядами, как заведенные роботы.

Приехали мы в деревню Избица, вблизи города Наход. Нас, можно смело сказать, затащил к себе ночевать хозяин пивной — молодой высокого роста интересный мужчина. Весь наш взвод, 30 человек, разместился на паркетном полу в зале пивной. Столики были сдвинуты в угол. В углу этого же помещения лежала куча немецкого оружия: автоматы, винтовки и боеприпасы. На стене в хорошей раме висел портрет президента Бенеша. Где-то в поле послышались выстрелы. Хозяин дома схватил автомат и выбежал из дома. Он решил, что немцы стреляют в наших, и он был намерен помочь нам. Оказалось, что стреляли наши шалопаи, просто так, бесцельно.

Вечер и следующий день хозяин бесплатно угощал нас пивом. Потом наши деньги стали принимать из расчета 2 кроны за наш рубль. Хорошее чешское пиво было относительно недорогое: кружка 0,5 литра стоила 2,5 кроны, а на наши деньги 1 руб. 25 коп.

Когда переезжали в Чехословакию, рядовой Пилгуй взял мой велосипед, чтобы только прокатиться. Но он его загнал, поменял на старинные карманные часы марки «Мадрид» на 27 камнях. Когда я потребовал от него свой велосипед, он привел мне другой, а через некоторое время в тот же день пришел хозяин этого велосипеда. Мне было так неудобно, я был возмущен поступком Пилгуя. Но этот Пилгуй, хотя и был «лыком шитый»; имел более далекую каверзную цель и ее он осуществил. Когда мы из Чехословакии вернулись обратно в Германию в город Бад-Кудова, часы он подарил работнику штаба старшему лейтенанту Свиридову. За этот подарок Свиридов на Пилгуя оформил материал на орден Красной Звезды, и Пилгуй получил его. В нашем взводе был еще один рядовой А. Дегтярев. Он вместе с Пилгуем пришел в армию на третий год войны. Два года они были на оккупированной немцами территории. Говорили наши ребята, что они работали на оккупантов. Дегтярев тоже приложил большие усилия, принимал все меры, чтобы получить орден, но он добился только медали «За отвагу». Дегтярев упорно просил меня составить на него материал на орден. За это он предлагал мне трофейный хром на сапоги и еще что-то. Я отказал ему. После этого несколько раз приходил ко мне писарь нашего штаба А. Рыжков и настойчиво просил меня составить материал на орден Дегтяреву. Я решительно отказался. Мне чужда была такая беспринципность. Я ведь хорошо знал, что они оба, как Пилгуй, так и Дегтярев, решительно ни в чем не проявили себя. Писарь штаба Рыжков, видимо, за взятку, сам составил материал на Дегтярева, но орден Дегтяреву не дали, наградили медалью «За отвагу». Следует сказать и о том, как получил орден Красной Звезды и сам писарь штаба КАД А. Рыжков. На него был составлен такой материал: «Рядовой Рыжков в ожесточенном бою с немцами орудийными выстрелами подбил два немецких танка и уничтожил 150 человек вражеской пехоты». Но ведь нам всем известно, что Рыжков всю войну был только писарем, всегда находился в помещении, никогда не был на поле боя и не имел никакого понятия, как стрелять из пушки.