Книга Парадокс Ферми - Феликс Разумовский

«Так…» Одевшись, Броан как бы взглянул на себя со стороны, оценивающе кивнул и отправился в дежурную часть, точнее, в наблюдательный модуль, называемый «мониторной». Там весь контролируемый сектор Леса просматривался, как на ладони, в огромных окнах экранов.

— Внимание и почтение! — Давешний десятник снова вскочил, вытянулся, однако своих обязанностей не забыл. — Полководец, вначале сюда, — и указал рукой на красный круг детектора. — Извините, так уж полагается.

Всё правильно, без обязательной проверки система просто не откроет шлюзовую дверь. Система не признаёт званий и не делает исключений — так её запрограммировали. Так ли было когда-то, когда Лес надёжней всякой электроники ограждала от лучемётного оружия наследная марханская честь?..

— Знаю. — Броан встал в круг, и тот быстро сделался тёмно-синим — система одобрила экипировку и разблокировала проход.

А десятник вдруг изумлённо кашлянул и даже переменился в лице:

— Полководец, вы забыли свой браслет… Сбегать принести? Я мигом!

Ну да, браслет. Универсальная штуковина с идентификационным суперчипом, которую положено носить каждому гвардейцу. Чтобы мог в случае чего позвать на помощь, чтобы хоть место его скорбного конца стало известно…

— Не надо, сынок, — скупо усмехнулся Броан. — Без него интереснее.

«Может, когда-нибудь ты это поймёшь…»

Он шагнул в шлюз, потом быстро пересёк нейтральное, начисто вырубленное пространство. Открывшаяся в ограде брешь выпустила его за периметр, пискнул предупреждающий сигнал, и сразу сработала блокировка — контур прохода погас. Вот и всё. За спиной Броана высилась могучая, мезонной пушкой не взять, энергетическая стена, впереди подпирали небо макушки тысячелетнего Леса. Броан полной грудью вобрал его влажное живое дыхание, и посторонние мысли начали отступать словно по волшебству.

— Здравствуй, я пришёл с миром…

Не торопясь заходить под сень деревьев, Броан опустился на землю, сел поудобнее, полузакрыв глаза, успокоил дыхание и мысленно прислушался к себе.

Ничего.

Глухота.

Слепота.

Неподвижность.

Никаких вибраций и резонансов. Полное безмолвие и плотный густой мрак…

Спустя время Броан глубоко вздохнул, стянул с рук перчатки и начал копать. Потом вложил обе руки во влажную пещерку, ощутил липкую прохладу земли, зачерпнул горстями и начал разминать — медленно, чувствуя каждую частицу. Снова зачерпнул и снова размял. И начал натирать лицо, шею, руки и волосы, отчего серебристые пряди немедленно свалялись в колтун. С каждой горстью всё дальше отступали реалии, коллизии и проблемы. Служба, битвы, недруги и друзья, доля боевого полководца… Осталась только боль по брату муркоту, неисцелимая, неподвластная времени. Не открывая глаз, Броан расстегнул поясной кармашек и вынул крохотный, с кулак, комочек спёкшегося угля. Бережно опустил в ямку…

«Вот ты и дома, малыш…»

Перед закрытыми глазами полыхнула Сверхновая. Броан судорожным рывком взвился на ноги, бешено ударил себя в грудь и громко, не размыкая губ, закричал.

Он видел.

Он слышал.

Он осязал.

Он вновь припал к своим предкам и привёл домой муркота, которого когда-то отсюда забрал. Теперь он мог прикоснуться к Лесу, и Лес уже прикасался к нему.

— Не бойтесь меня, я пришёл с миром, — громко, на всю округу, так чтобы слышали все, шепнул Броан. Взял на изготовку копьё и медленно ступил во влажную полутьму.

В Лесу было сумрачно и сыро, местами под ногами хлюпала прелая земля. Где-то наверху, на солнечных ярусах, летучие создания наслаждались свободой и светом, но сюда, в густой подлесок, солнце пробивалось лишь тонкими ломаными лучами. Не было ни ветерка, между стволами тянулась липкая обволакивающая дымка. С нижних ветвей густой бахромой свисали щупальца ядовитых лиан и воздушные корни, впитывавшие влагу тумана. И стояла оглушительная тишина — встречаться с двуногим зверем никому не хотелось. И не важно, что он ревёт на весь Лес — мол, вышел не на охоту. Здесь чудес не бывает! Хищный зверь рождён, чтобы убивать…

А для Броана тишина была напоена потаёнными звуками. Он слышал и чувствовал всё. Движение соков по стволам деревьев, клацанье голодных челюстей, стоны заживо разрываемой плоти, пульсацию крови, дыхание ноздрей… Он стал частицей исполинского организма, его неделимой клеткой, чутким, трепетно вибрирующим нервом. От настоящего воина-мархана в природе не существует секретов.

По левую руку в нескольких полетах стрелы спаривались, сплетались в шары исполинские броненосные змеи. Справа пировал когтелап, добывший неосторожного шипошкура. По сторонам тропинки, в гуще прелой листвы, кормились черви, в болоте потрескивали, готовые распуститься, созревшие бутоны золотой лилии, в развилине среди листвы плели гнёзда птицы-корзинщики…

Броан углубился в Лес, перешёл вброд прозрачный ручей, где вспыхивали пёстрые рыбки и волновалась водяная трава… И внезапно, уже обычным слухом, распознал впереди себя шум борьбы.

Борьбы, ярости, муки и смерти…

Он непроизвольно перехватил копьё и выскочил на полянку.

Паре броненосных змеев понадобилось спариваться у чужого гнезда. Вернувшаяся мать и распалённая самка не поделили дорогу. Одну бросили в бой разгулявшиеся гормоны, другую — страх за потомство. Теперь обе лежали не шевелясь, навсегда сплетённые в смертельно крепких объятиях. Могучая кошка, похоже, сломала рептилии хребет, но и та успела всадить ей в шею ядовитые зубы… Броана кольнуло в сердце — кошка была из рода неукротимых, чёрная с белой грудью. Гордый и грозный род муркотов, не желавший иметь никакого дела с людьми, и у людей в своё время хватило ума почтительно отступиться… Однако Броан подумал об этом лишь мельком, ибо по стволу масляного дерева, сдирая панцирем кору, быстро лез вверх змей-самец. Громадный, чудовищно обозлённый смертью подруги. Что ему понадобилось на дереве, понять было нетрудно. Сверху, высунувшись из большого дупла, на него яростно шипел чёрно-белый котёнок. Зря ли его племя славилось свирепым и неуступчивым нравом! Малыш, только что открывший глаза, даже не думал о бегстве. Он был готов дорого продать свою жизнь.

«Остановись, — мысленно сказал Броан самцу. — Он дитя!»

Люди, коты и змеи стояли несколько особняком от прочих обитателей Леса. Эти три вида признавали друг в друге некоторую долю разумности, что выводило их из привычного круга жертв и охотников. То, что уже произошло на поляне, являлось вопиющим попранием некогда произнесённого Слова. А уж расправа над осиротевшим котёнком… Это была не охота, это было убийство.

Змей оглянулся на человека, раскрыл пасть и зашипел. Броана так и обдало бессловесной ненавистью и угрозой. Мысленная речь переполненного гормонами исполина формировалась медленно, но потом всё же обрела чёткость.

«Уйди, человек. Пока я не сожрал и тебя…»

«Он дитя! — повторил Броан. — Вспомни Слово! Не тронь!»