Книга Вестники Времен: Время вестников - Андрей Мартьянов

– Даже если и так, вам-то что? – нахмурилась Склирена. – Каким будет ваш ответ, мой премудрый господин? Я жду. Терпение у меня короткое.

Кирие Дигенис молчал, исподлобья созерцая озлобленную рыжую девицу так пристально и внимательно, будто она была похищенной драгоценностью короны, угодившей на прилавок мелочной лавки. Мессир Гисборн мог поручиться, что взгляд колючих бесцветных глазок эпарха исполнен глубокой печали – поддельной или искренней.

– Я мог бы сказать тебе «Да, все будет по твоему слову», – наконец скрипуче промолвил он, чуть растягивая гласные. – Пообещать, что завтра же ты получишь обратно все, что потеряла. Но, если помнишь, когда-то мы условились, что в этом лживом мире между нами не будет обмана. Каюсь, за бесконечными хлопотами я упустил из виду твою семью. Алексис, считал я, не способен навлечь на свой дом неприятности. Однако твоему брату взбрело в голову искать скандальной славы. Слагать и выпускать эти грешные сатиры. На него поступил донос в Цензорат. Колеса завертелись. Один идиот, не озаботившись одобрением моей Управы, шлепнул печать на приказе об аресте. Другой чрезмерно рьяный идиот из дознавателей Влахерны перестарался с ведением допроса.

– Стало быть, мой брат мертв, – губы Зоэ сошлись в одну прямую узкую линию.

Плешивая старческая макушка чуть склонилась вперед, утверждая сказанное. Прежде, чем Склирена успела выплеснуть свой праведный гнев, константинопольский эпарх заговорил, нанизывая четкие и ясные слова одно за другим, словно бусины в четках:

– Зоэ, послушай меня. Послушай внимательно. Вижу, ты огорчена и расстроена. Но сейчас, как ты понимаешь, у нас нет времени предаваться скорби. Ты слишком долго пробыла в землях франков. В Империи многое переменилось. Если раньше мне и малому числу моих соратников удавалось сохранять шаткое равновесие между Палатием и Константинополем, то сейчас мы едва удерживаем город на краю падения в бездну. В кровавую резню, как это было семь лет назад, при восшествии Андроника на престол. Да еще, будто нам мало своих бед, это приближающееся франкское воинство. Тебе и тем, кого я отправил в Европу, предстояло сделать все, чтобы отсрочить либо вовсе остановить поход крестоносцев. Как утопающие в бурных водах, мы хватались за соломинки, порой совершая вопиющие глупости – но…

– Простите, мессир, – мысль, сверкнувшая в голове Гая, была неожиданной и ослепляющей, как летняя зарница, – покушения на принца Джона Плантагенета и его сводного брата Годфри в конце нынешнего лета – не ваших ли рук дело?

Эпарх удостоил английского рыцаря короткого изучающего взгляда. Пожевал провалившимися губами, дернул костлявым плечом:

– Во многих знаниях многие скорби, юноша… Чего тебе хочется больше – узнать правду или прожить долгую, счастливую жизнь?

– Имеющий уши – да услышит, – ответил Гай цитатой на цитату. – Значит, ваш промысел. Чем же вам, интересно, принц Джон помешал?

– Что ж, ты выбрал, – холодно усмехнулся Дигенис. – Касательно того, чем помешал… Прости меня, о муж пытливый и упорный, но – не твоего ума дело. Скажу только, что лично я был против. Однако царственный настаивал, и я поступил по его слову.

– Как я понимаю, мои посланцы не достигли цели, – продолжал эпарх, сверля Гисборна неприязненным взглядом из-под седых бровей. – Это досадно. Зато и платить за пролитую кровь не нужно, что приятно. Моим доверенным лицам вообще не повезло в Европе. Вернулась только она, – он перевел взгляд на Зоэ Склирену. – Та, на кого я возлагал меньше всего надежд. Затаилась здесь, в Убежище, не подозревая о том, что по городу расползаются слухи о побоище, учиненном тобою и твоим… кхм… знакомцем. В своем неведении вы совершили то, чему я стремился раз и навсегда положить конец. Нельзя допустить ни одной искры неповиновения, которая могла бы обратиться пожаром, губящим столицу и Империю. Андроник все равно долго не протянет, думал я, но пусть власть в Палатии хоть раз сменится мирно. Для разнообразия. А вы вздумали сопротивляться. Поносили базилевса. Подбили простецов на драку с гвардейцами и моими служащими. Теперь сидите и не ведаете, что в окрестных переулках начинает собираться толпа.

– Нечего было императорским псам покушаться на честных шлюх, – съязвила Зоэ. – Кому понравится, когда твое удовольствие прерывает мужлан с обнаженным мечом?

– Ты не шлюха, ты дура, что гораздо хуже, – резко перебил эпарх. – Стараниями нашего богодухновенного базилевса столица сейчас похожа на груду дров, обильно политых маслом. И что ты со своим белоголовым дружком вытворяешь по скудости ума? Бросаешь в эту кучу уголек. Сидя на самом верху. Не удивляйся, милая, что пятки припекло. Однако бунт пока в самом зародыше, его еще можно усмирить. Теперь слушай меня внимательно, ибо я не намерен ни повторять, ни торговаться: ты отдаешь мне документы, все, без исключения. Я вывожу тебя из Убежища и отправляю в провинцию. Постараюсь, чтобы ты не испытывала там никакой нужды. А поскольку нужно отдать кого-то на растерзание базилевсу и устрашить толпу, твой франкский друг останется здесь.

В кои веки Гай узрел небывалое – ошарашенную Зоэ. Рыжая ромейка растерянно приоткрыла рот, часто моргая и не в силах подобрать слов для достойного ответа.

Мессир Гисборн свирепо откашлялся и произнес как мог язвительнее, надеясь, что голос его звучит твердо:

– Как я понимаю, мою судьбу вы решили за меня? И ждете, что я пойду на эшафот покорно, как баран под нож?

С бесконечно утомленным видом кирие Дигенис повернулся к англичанину.

– Совершенно правильно понимаешь, юноша. Просто удивительная сообразительность для варвара. Впрочем, мне совершенно без разницы, пойдешь ты на эшафот сам, потащат тебя волоком или ты предпочтешь славную гибель в неравном бою. Наверное, надо бы добавить, что я сожалею, но это будет ложью. Не сожалею. Линия судьбы у каждого своя, твоя завела в тупик. Сам виноват. Не надо было соваться в дела сильных мира сего.

Гисборн побледнел, неосознанным движением касаясь рукояти меча. Кряжистая фигура за спиной эпарха беспокойно пошевелилась.

– Хороший выбор вы предлагаете нам, эпарх, – процедила Зоэ Склирена. – Или, что вернее, не предлагаете никакого выбора.

– Отчего же, – хмыкнул жуткий старик. – Выбор есть всегда. Для тебя – долгая безбедная жизнь или долгая мучительная смерть. У твоего приятеля, конечно, выбор поскромнее, но, по крайней мере, он волен выбрать способ. В вашем положении ничего лучшего я предложить не в силах.

– Вы забыли еще об одной возможности, эпарх, – медленно произнесла ромейка. – Если я не отдам вам ни бумаг, ни Гая? Не выйду из Убежища? Что тогда? Возьмете храм Божий штурмом?

Констант Дигенис скривил лицо в недовольной гримасе, покрутил головой, вздохнул одновременно и терпеливо, и скучно:

– Дитя мое, мы зря теряем время. Впрочем, раз уж ты спросила… Наводнять храм солдатней я, конечно, не стану. Если мы не придем к соглашению, я просто встану и удалюсь. Право убежища в Империи длится сорок дней. Доселе оно соблюдалось почти нерушимо. Однако из любого правила и закона бывают исключения. Коли базилевс потребует выдачи преступников – он немедля получит желаемое. Патриарх может своим повелением лишить скрывающихся в храме защиты Церкви, если в Убежище проник уличенный властями злодеятель или еретик. Монахи не обязаны предоставлять находящемуся в Убежище преступнику воду и пищу. Оставайтесь здесь, если хотите. Завтра или через день базилевс прибудет в город и примется вершить расправу по собственному обыкновению.