Книга Пилот особого назначения - Клим Жуков

Не знаю, кого он больше убеждал: меня или себя? Скорее, себя. Ваш покорный слуга и не пытался возражать.

В писании Позитрона Первого потаенная планета именовалась Инда. На ее поиски и отправился Иванов через три дня после прибытия на Грозный. За старшего оставил прекрасную Сашу. Мне же вручил дневник паладина для удовлетворения любопытства.

«Левиафан» благополучно вошел в X-матрицу, просквозив разгонный трек на высокой орбите Эфиальта.

А обратно… не вышел.

Рейдер просто погрузился в небытие и в реальности не появился — так говорила вся наша аппаратура.

А мы не знали что и сказать.

Глава 7

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙД «ЛЕВИАФАНА»

Декабрь 2621 г.

Легкий авианосец «Дзуйхо»

Планета Инда, система Альцион

Космическая экспансия человечества поставила множество вопросов — новых, практически немыслимых в эпоху, не знавшую рева гидразиновых ускорителей. Да, именно практически — в силу их крайней непрактичности. Ведь философия, что бы о ней ни говорили, остается сферой человеческой мыслительной деятельности, привязанной к практике повседневности гораздо сильнее, чем того хочется самим философам.

Средневековые схоласты выясняли, сколько ангелов помещается на острие иглы. Они решали вопрос духовной практики, которая была для своего времени такой же обыденной повседневностью, как чистка зубов для нас. Вопрос, кстати, был решен: ангел — существо бестелесное (пространственный ноль), острие иглы — точка, то есть фигура, не имеющая площади. Значит, все ангелы, какие есть, могут уместиться на острие иглы. Средневековые схоласты, таким образом, положили начало дифференциальному счислению.

В уста наивных атеистов XX века миф вложил апокрифическую фразу майора Гагарина: «Я был в космосе, но Бога там не видел».

Да, космос изменил религиозный креационизм, вернув его во времена инквизиции, когда церковь и наука еще действовали симфонически. Первые находки ксеноследов заострили вопрос: кто наш Творец? По чьему образу и подобию созданы чужие, столь на нас не похожие? Вопрос относительной и абсолютной морали: насколько Десять Заповедей действительны в системе Вайтштраль, или чоругской Транж-ет-у?

Эти и многие другие вопросы Великораса ставит и решает в бесконечном своем любопытстве. Их мы рассмотрим на страницах этой книги, ведь я тоже любопытен.

Однако мое любопытство в достаточной мере сковано опытом духовного благоразумия, чтобы не задаваться вопросом: что я увижу, если сумею открыть глаза среди зыбей X-матрицы?

«Философия космической морали».

На основе записок лейтенанта Н. А. Самохвальского (После гибели автора данные записки были найдены и обработаны А. Р. Пушкиным)

Никто не видел и не мог видеть, как «Левиафан» шел через X-матрицу.

Корабль, обращенный в ничто, в пространстве, которое есть ничто. Магия трансмутации, алхимия космической эры, позволила возбудить люксогеновые шашки, разобравшие сущность на дробный, бесконечно повторяющийся фрактал. В складки фрактала ушло километровое стальное тело корабля.

Там, за горизонтом всех событий, махина попала в космос без звезд, где есть тени, видения всего того, что было, есть и еще будет. Неодолимая инерция X-движения понесла превращенный в ничто «Левиафан» через сотни парсеков за короткие минуты.

В недрах потаенной планеты Инда, система Альцион, спали титанические механизмы.

Огромный контур циркуляции. Он шел вдоль экватора на глубине в километр. Сверхпроводящие катушки разгонного механизма спали. И ждали. Спал и эллиптический гиперболоид, спрятанный в тектоническом разломе меж скал — зеркало десять на десять километров.

Невозможно контролировать всю сферу планеты, даже в обычном пространстве. Нет таких систем ПКО. Тем паче невозможно контролировать X-матрицу — зону полной, почти полной свободы.

Партнеры Прерыватели ягну тоже не могли этого. Нарушить законы мироздания дано лишь Единому Повелевающему Информаторию Вселенной. Почти всё могли Предтечи. Партнерам Прерывателям было дано лишь кое-что.

Они не пытались закрыть всю сферу системы Альцион контролирующими полями — слишком затратно и незачем. Но они закрыли планету в оптическом, гравитационном и радиодиапазонах. И они поставили узконаправленный гиперболоид…

Когда «Левиафан» скользнул по X-матрице…

Когда X-двигатели сотворили чудо…

Под матерыми базальтами Инды, изрытыми позитронными бурами Больших Пожирателей, сотворилось иное, злое чудо.

Транслюксоген — совсем немного, всего четыре килотонны — брызнул под адским давлением из танков по периметру экваториального канала. Электромагнитные катушки ожили и благодарно приняли ток. Трансвещество, полученное при температурах и давлении ударного фронта сверхновой, забурлило, вспенилось и понеслось по контуру циркуляции, всё ускоряясь.

Когда скорость обращения достигла околосветовых показателей, блокиратор гиперболоида — квадрат тормозных стержней километровой площади — поднялся из активной принимающей зоны, окруженной миллионом тонн эсмеральдита. Заработал пионный реактор, подавая ток на контур, где в мгновение образовалась направленная виртуальная масса, равная массе планеты, и зеркало мазнуло по туманному небу невидимым колдовским конусом.

Грандиозная энергия разогнанного транслюксогена была сконцентрирована гиперболоидом и выплеснулась на миллиарды километров, далеко за пределы притяжения Альциона.

А там…

В X-матрице, складчатой по природе, поднялась суперскладка — гребень, который торчал среди единообразия фрактала, как указательный палец над кулаком.

Бесконечные минуты шла сия дробноразмерная волна через ады X-матрицы…

«Левиафану» не повезло столкнуться с системой пассивной безопасности стоянки ягну.

Рейдер, по сути не летящий, а падающий в подпространство, меж его складок, напоролся на асимметричную стену, невозможную в природе фрактала. И он рикошетом вылетел из X-матрицы.

Дьюары X-движения не выдержали нагрузки, которая скачком превысила допустимые нормы на порядок. Корабль кувырком вышел в обычную эвклидовость. Члены экипажа, от капитана до механика, вдруг превратились в безвольных амеб, которые видели, как их судно несет прямиком в атмосферу неведомой, зловещей планеты, и не могли пошевелить даже пальцем ради своего спасения.

По отсекам метался лишь одинокий инженер Степан Павлович Приходько, не понимавший, что случилось: с двигателями, кораблем, экипажем, X-матрицей, непостижимой и незыблемой.

Он пинками загнал мычащих коллег в бронированную цитадель центрального отсека и заблокировал переборочные ворота снаружи. Сам же припустил в двигательный, бороться за живучесть, пытаться реанимировать хоть что-то, что на этом несчастном корабле еще могло работать…