Книга Девушка с приданым - Кэтрин Куксон

К полному удивлению матери, Кейт подняла руки над головой, сплела пальцы вместе и завертелась по кухне в танце. Ее пышная юбка взмыла вверх и зашелестела, коснувшись края стола. Метнувшись к лавке, Кейт встала на колени подле матери и положила голову ей на плечо. Так они и замерли, недвижные и молчаливые, обнимая друг друга и ожидая сами не зная чего…

Успокоившись, Кейт начала думать более связно. У нее возникли вопросы. Кейт поднялась с колен, села на стул и вновь взяла мать за руки.

– Он знает, ма?

– Да и… нет… – сказала Сара. – Он подозревает, но ни в чем не уверен. Когда ты родилась, то была похожа на своего отца, а не на Тима Ханнигена. Он пытался вырвать у меня правду, но я не поддалась. Меня страшило, что муж может с тобой сделать, если узнает… Я всегда отрицала все его обвинения.

– Кто мой отец?

– Он был художником, дорогуша.

– Художником!

Лицо Кейт просияло.

– Да, лапуля… Он рисовал картины доков, трущоб и живущих в них людей. Помню, Стефан изобразил на одной из своих картин слепого нищего, сидящего под аркой ворот. Он не рисовал ничего красивого… Стефан появился как-то душным июльским вечером у двери черного хода и сказал, что слышал, будто бы мы сдаем комнату. Он хотел снять ее на несколько недель. Я пригласила незнакомца в дом. Тим как раз пил свой чай. Сначала я была уверена, что муж ему откажет. Тим окинул вошедшего взглядом с ног до головы, и тот, судя по всему, не произвел на него особого впечатления. Твой отец был невысокого роста, худощавого телосложения, а волосы на висках начали седеть, несмотря на то что ему не исполнилось еще и сорока лет. Когда он предложил платить за комнату тридцать шиллингов в неделю, это решило дело. Тридцать шиллингов в неделю тогда было для нас целым состоянием.

– Он долго прожил у вас? – спросила Кейт. – Он обо мне знает?

– Стефан оставался три месяца, а потом уехал. Нет, он не знал о моей беременности, но предлагал сбежать от мужа с ним.

– А почему ты не сбежала?

– Я была замужней женщиной, лапуля. Как говорится, «и в радости, и в горе». Тогда у меня не хватило смелости. Случись это на несколько лет позже, кто знает, возможно, я бы и убежала, но тогда я испугалась… А через полтора года стало слишком поздно…

– Почему? Стефан давал о себе знать?

– Нет. Он не искал со мной встречи. Стефан оставил адрес на случай, если я передумаю, но потом он умер… Я узнала о его смерти из газеты. Половину страницы занимали его фотография и снимки его картин. Я не осмелилась сохранить газету.

– Ну, ма, – поглаживая мамину руку, сказала Кейт. – Почему ты не рассказала ему обо мне?

– Если бы он вернулся, то без смертоубийства не обошлось бы. Тим и Стефан возненавидели друг друга почти сразу.

– Он тебя любил, ма?

– Говорил, что любит.

Кейт взглянула на седые волосы и усталые глаза матери, под которыми образовались морщинистые мешки. Дрожащий рот. Заплетающийся язык. Какая же она старая! Сейчас трудно поверить, что когда-то ее мама была молодой и красивой, настолько красивой, что ее полюбил художник. Да, когда-то она определенно была симпатичной. Наверное, его привлек мамин характер – мягкий и непритязательный. Она ничего не просила взамен своей любви и готова была отдать все, что имела.

– Я тебя люблю, – сказала Кейт.

Она порывисто склонилась над матерью. Ее большие глаза светились нежностью.

Сара часто заморгала и мотнула головой, словно отгоняя от себя смущение. Ее дочь вела себя очень странно. В той среде, в которой она выросла, о таком говорить вслух принято не было даже тогда, когда ты чувствовала к другому человеку сильнейшую сердечную привязанность. Наверное, долгое общение с Толмаше так на Кейт подействовало. В любом случае ей было приятно услышать от дочери, что та ее любит… Сколько лет минуло с тех пор, как ей такое говорили? Почти двадцать шесть!

Кто-то сильно затряс дверь черного хода. Обе женщины вскочили со своих мест. В глазах обеих светился немой вопрос. Это не мог быть он. Смена Тима Ханнигена заканчивалась в пять часов вечера.

Кейт отодвинула засов. На пороге стоял Патрик. Почувствовав облегчение, она хотела уже отпустить какую-нибудь шуточку, но улыбка угасла на ее губах, когда Кейт увидела выражение лица жениха.

– Что, Патрик? Что стряслось? Не стой здесь как вкопанный. Заходи.

Жених в нерешительности застыл на пороге. Его желание войти, видимо, улетучилось при виде невесты. Патрик продолжал неподвижно стоять, уставившись на Кейт странно расширившимися глазами.

– У тебя беда? Пожалуйста, входи, не стой здесь, на холоде. Что, ради бога, с тобой стряслось?

Патрик сделал несколько шагов вперед, не отрывая взгляда от лица невесты.

Кейт затворила за ним дверь, соображая, что же плохого могло случиться. Еще недавно она чувствовала себя такой счастливой. Почему она надеялась, что ее счастью суждено длиться вечно?

– Садись, – тихо сказала она. – Подожди, пока я зажгу газ. Когда ты не пришел на обед, я подумала, что ты будешь работать допоздна.

Кейт зажгла газовую лампу, опустила жалюзи и повернулась к жениху. Выражение его глаз было каким-то затравленным. Испытывая к нему жалость, Кейт протянула руку и коснулась пальцами его руки. Внезапно Патрик обнял ее с такой страстью, с такой силой, что у Кейт перехватило дух, а в ушах зашумело. Его руки, подобно стальным скобам, прижали ее к нему, сдавили, сковали мертвой хваткой, так что она не могла и пошевелиться. Затем Патрик впился своими губами в ее губы. Так страстно он ее прежде никогда не целовал.

«Не надо сопротивляться, – пронеслась в голове Кейт неясная мысль. – С ним что-то не так. Он болен».

Сара, свесив ноги с края лавки, взирала на эту сцену с немым изумлением. Она тоже чувствовала, что что-то не так, что беда вновь постучалась в ее дом, вот только еще не знала, какой образ беда примет на этот раз. Патрик вел себя крайне странно.

«Он не в себе, бедолага, он не в себе, – пронеслось у нее в голове. – Только бы он успокоился, а то ведет себя – просто ужас!»

Когда Патрик спустя целую вечность, как показалось Кейт, отстранил свои губы от ее, а его объятия перестали напоминать медвежьи и в них вернулась та нежность, к которой Кейт привыкла, она мягко отстранила жениха от себя и, тяжело дыша, опустилась на стул, все еще немного испуганная.

Патрик молчал, продолжая странно смотреть на свою невесту.

Тишину нарушила Сара:

– Что случилось, мальчик мой? Рассказывай. Не молчи!

После долгой, болезненной паузы Патрик медленно повернулся к будущей теще. Сейчас он выглядел униженным и по-детски несчастным.

– Это все Конни Фоссет, ма! Это она все подстроила!

– Конни! – одновременно воскликнули обе женщины.