Книга Последняя игра - Алексей Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Михалыч что-то темнит. Прямо не говорит ничего. Все, мол, путем, Андрюша, все ложится в елочку. Но интуиция, которой Андрей доверял безусловно, подсказывала ему, что у Михалыча с ним какая-то своя игра. Да и дураку известно, что в делах, где замешаны большие деньги, все разговоры о честном партнерстве и сотрудничестве – это не больше чем слова, произносимые на чистом глазу и на начальном этапе работы. Когда придет пора делить прибыли, все эти понятия: честь, совесть, порядочность – забудутся и не вспомнятся. Еще и стрельба эта в лесу…
Андрей ни минуты не сомневался, что это не случайность и не шалость пацанов, в чем он пытался убедить Настю. Кислый – тот, ясное дело, тоже считает, что здесь все намного серьезней, чем просто случайность. А Настю нельзя было сейчас волновать, ей нужно эти деньги распечатать в Штатах, а он, Андрей, их уже из виду не выпустит. Себе, разумеется, пока не оттяпать кусочек от большого клементьевского пирога. Все оговорено с Михалычем, и если он пойдет в открытую против договора, убьют и даже не моргнут. Любые уголовники впишутся в такую разборку. «Не по понятиям», мол, себя повел… Обманул дружка… Нет, обманывать так примитивно нельзя. А отследить ход этих денег и посмотреть, куда их Михалыч будет вбухивать, надо. Договаривались, что в кольцевую. Посмотрим, посмотрим…
А бежать из страны, скорее всего, конечно, придется. Надо будет с Настей поговорить на эту тему, убедить ее, что ловить здесь нечего. Точнее, что они уже все, что могли, поймать, поймали, и теперь, кроме неприятностей, больше ничего не будет. Денег им хватит, да и те дела, что здесь запущены, возможно, будут много лет приносить доход. Если не случится самого страшного, о чем Андрей тоже много и подолгу размышлял.
У Андрея, как и у всякого уважающего себя человека, занимающегося бизнесом, – неважно каким: криминальным или «чистым», хотя таковой в этой стране в это время просто невозможен, что тоже каждому ясно, – были хорошие связи в милиции. И не только в милиции. Шире бери – в органах. Так будет точнее.
И то, что он узнавал от своих людей, работавших в этих самых органах, его не очень радовало. На фоне того, что его ровесники, люди, вышедшие из галерочной фарцовки, из уличных хулиганов и мелких аферистов, умнели, уставали от кровавых разборок и все более стремились заниматься нормальным бизнесом – благо начальные капиталы уже были сколочены. Как – в данном случае неважно, но сколочены. Не выбрасывать же их, не прожирать тупо в ресторанах, не пропивать в публичных домах… Андрей знал, что пропить-то можно все – и миллион долларов, и два, и десять. Возможности для этого были широкие, и предложение даже обгоняло спрос. Понастроили таких туристических местечек для богатых, что приедешь с лимоном, а уедешь без штанов… Что далеко ходить – в Москве приличная блядь стоит от штуки баксов за ночь и выше… А неприличные-то богатым людям вроде как и не к лицу… Вот и платят. Так что потратить деньги можно. Но люди, стремящиеся вложить их в какое-то дело, которое и стране этой несчастной пользу бы приносило, и рабочие места создавало, начинали стонать тихим стоном, и кончалось все тем же бегством за границу и сливанием туда всего имеющегося капитала.
А оставаться здесь… Андрей знал, что все, что говорят о заказных убийствах по телевидению, и все, что пишут об этом в газетах, – не то чтобы неправда, а так… Практически ничто. Количество заказных убийств захлестнуло страну такой могучей волной, что в районных отделах внутренних дел им удивлялись так же, как раньше, к примеру, квартирным кражам. То есть никак. То есть обычное стало дело. Ну и расследование их, соответственно, почти сошло на нет. Не из-за нежелания и страха, а от невозможности расследовать десять, пятнадцать «заказов», случающихся в одном районе в течение, скажем, месяца. Тем более, что при заказной работе киллер практически и следов не оставляет. А те, что оставляют, что с ними делать? Ну зафиксируют брошенный ствол, историю его узнают, если она вообще есть, эта история. Если не новенький ствол, украденный из какой-нибудь военной части. Да не в Питере, а где-нибудь в Сибири. Или в Узбекистане… И что? А ничего… А что до квартирных краж, то это уже и вовсе глухой номер. В таком количестве, наверное, думал Андрей, ни в одном государстве ни в какую эпоху не воровали у простых граждан… Разбои уличные, грабежи, драки, убийства на так называемой «бытовой почве» – за бутылку водки, даже за лишний стакан, за пять рублей, за косой взгляд, вдруг не понравившийся кому-то…
А наверху, куда Андрей постепенно поднимался, – то же самое. Об этом не пишут и не говорят, потому что страшно. Страшно… Коррупция… Какая там, к черту, коррупция, если нет ни одного чиновника, так или иначе не связанного с криминалом. Пусть не напрямую, косвенно, но тем не менее… В таких условиях, конечно, работать нельзя. Если уж выпало нести этот тяжелый крест, то надо доработать до какой-то черты, продержаться, сколько можешь, и валить… Не ждать, когда окончательно взбесится этот сверх меры терпеливый народ, пока не организует его какой-нибудь новый подонок, не толкнет на «грабь награбленное» и «экспроприацию»… Тогда, при нынешней свободе нравов и полному отсутствию страха перед наказанием и пренебрежению к человеческой жизни, все семнадцатые, тридцать седьмые, все красные терроры и ГУЛАГи покажутся безобидной детской забавой.
Его размышления прервал телефонный звонок. Андрей снял трубку. Интересно, кто это его Насте звонит? Он был любопытен, как любой хороший авантюрист. Авантюрист должен быть любопытен по определению…
– Алло. Слушаю, – сказал он.
– А-а-а… – пропел где-то женский голос. – А-а-а… Настю будьте добры…
– Ее нет. А кто ее спрашивает? Я передам. Вы по делу? – атаковал он незнакомку короткой серией вопросов, решив проследить за реакцией. Настоящие, деловые люди так себя не вели. После такого «наезда» положили бы трубку. Но женщина не прервала связи.
– А с кем я говорю, простите? Это мама Настиного одноклассника, Максима… А вы кто?
– Я ее муж.
– Муж? Она не говорила ничего про то, что вышла замуж… Она мне очень нужна, простите, очень… Дело очень срочное…
– А что за дело? – спросил Андрей. – Вы мне скажите.
По голосу, которым говорила эта не назвавшая своего имени «мама одноклассника», было слышно, что женщина прямо-таки не в себе. То ли от страха, то ли от какого-то бешеного волнения.
– Алло! – Андрей повысил голос, но ничего не услышал, кроме какой-то возни и шорохов в трубке. Кажется, прорывались чьи-то приглушенные голоса, говорили люди, находившиеся где-то далеко от аппарата. Потом было что-то похожее на сдавленный стон, и женский голос снова прорезался:
– Да, да, я слушаю… Вы муж… Найдите Настю…
Снова зашуршало, застучало в микрофоне, словно кто-то вырывал трубку из рук женщины, потом раздался знакомый щелчок и за ним – громкие короткие гудки.
Андрей подержал трубку, не кладя на рычаг, посмотрел в окно, подумал. Что бы это могло значить? Настя не говорила ни о каких мамах одноклассника, ни о каких-то проблемах… Ничего такого… Наехали на маму, что ли? Помощи просит? Судя по всему… Почему же ему ничего не сказала? Черт, хоть бы адрес знать, а так – что он может сделать? Да и не поможешь всем, на кого в этом городе наезжают, да и не «скорая помощь» он… Если бы Настя сама сказала…