Книга Корсар - Юрий Корчевский

Моё ничегонеделание прервала кухарка. Обычно она никогда не поднималась на второй этаж. Сделав круглые глаза, она с испугом сообщила, что ко мне пожаловал сам префект, да не один, а со стражниками – ожидает меня внизу.

Настроение моё вмиг испортилось. Чего хорошего можно ожидать от их визита? Я надел курточку от камзола, пригладил волосы и спустился вниз.

На террасе перед домом прогуливался важный синьор в чёрном бархатном камзоле с большой серебряной цепью на груди, видимо, обозначавшей положение или власть её владельца. У калитки стояли двое городских стражников с алебардами на плечах.

Подойдя к синьору, я поздоровался и поинтересовался, что господину префекту угодно?

– Это ты хирург-чужестранец?

– Да, я прибыл из Московии.

Префект сморщил лоб, мучительно пытаясь вспомнить, где такая страна. Вероятно, не смог, судя по лицу.

– Ты нарушаешь закон! – твёрдо заявил он.

– Помилуй, синьор! Я здесь третий день и ещё ничего предосудительного не совершил.

– А налоги?

– Какие налоги, за что?

– Ты работаешь во Флоренции, стало быть – должен платить налоги в городскую казну.

– Я не принял ни одного человека, за что же платить?

– Одну десятину от доходов ты должен сдавать в казну, помни об этом, чужеземец. У нас во Флоренции нарушителей закона не любят, а неуплата налогов – злостное нарушение!

– Я понял, синьор префект, и всё исполню в точности.

– Это обнадёживает – мне в городе не нужны нарушители закона, – повторил он, назидательно подняв палец.

Потом приблизился ко мне вплотную и наклонился к самому уху.

– Это правда, что ты можешь исправлять недостатки на лице?

– Правда, но не все. Я же не Господь Бог.

– У моей дочки расщелина на верхней губе. Можно что-либо сделать? – спросил он, с надеждой глядя мне в глаза.

– Приводи, надо посмотреть.

– Хорошо, сегодня же, после сиесты мы приедем.

Префект со стражниками ушёл.

Какие, к чёрту, налоги? Прочитал рекламу и решил дочку пролечить. Скорее всего – без оплаты. Как в мои времена: типичный наезд облечённого властью человека на работающего, кем бы он ни был – торговцем, ремесленником или, как я, свободным целителем.

Ладно, надо посмотреть пациентку, тогда и решу.

После обеда и сиесты – так называют здесь полуденный отдых в самое жаркое время дня – префект заявился вновь – уже без стражников, но с юной девушкой, прикрывающей лицо веером. Я провёл их в свою комнату на втором этаже.

Префект уселся в кресле, теперь он не выглядел таким вальяжным.

Я попросил девушку убрать веер от лица. Покраснев и немного помедлив, она выполнила мою просьбу, бросив отчаянный взгляд на отца. Верхнюю губу обезображивал зияющий дефект, через который были видны зубы и десна. Я успокоился: дефект врождённый, устранимый.

– Помочь могу, но останется небольшой шрам, – сразу предупредил я.

– Фу-у, – выдохнул префект. – Небольшой шрам – это не так уж и страшно.

Уловив надежду, девушка залилась слезами.

– К кому мы только не обращались, – энергично жестикулируя, продолжал префект, – никто не берётся, говорят – родовое проклятие. И правда, в родне у меня были родственники с такими же дефектами. Когда приступим?

– Завтра с утра!

– Тогда до завтра.

Посетители ушли, я же принялся готовить операционную – спустился на кухню, попросил у кухарки посудину и прокипятил инструменты, подготовил стол. Проверил, как сохранились в самогоне конские волосы для швов.

Улёгшись на кушетку, я постарался мысленно провести операцию, припомнив все этапы. Я таких раньше не делал – всё-таки это по ведомству челюстно-лицевых хирургов, относящихся к стоматологии. Правда, их стали выполнять ещё и пластические хирурги, но я никогда не делал. В институте – да, учил, и на практике, будучи студентом, видел.

Утром префект привёл свою дочь и уселся в кресло.

– Синьор префект. Дочь я оставляю у себя на несколько дней, можешь за неё не беспокоиться, твоё же присутствие здесь не обязательно.

Префект помялся, но потом махнул рукой и ушёл.

Я уложил пациентку на стол, дал ей выпить настойки опия. Не скрою – волновался и сам. Потому, что делал такую операцию впервые в своей практике и потому, что это моя первая операция во Флоренции. Пройдёт удачно – префект будет мне благоволить, и пациенты у меня будут, случись что-нибудь не так – запросто сошлют на галеры или в каменоломни. Суд в средние века был скор на расправу.

Вымыв руки и обработав операционное поле самогоном, я счёл молитву и взялся за скальпель. Рассёк кожу, сшил слизистую со стороны полости рта, ушил мышцы, прошил наружные швы конским волосом. Наложил повязку; сейчас бы холод на губу. Вот чурбан! Надо у кухарки узнать.

Я стремглав кинулся по лестнице вниз.

– У нас есть лёд?

– Синьор хочет холодный напиток?

– Нет, мне нужен лёд!

– Сейчас посмотрю в подвале.

Кухарка вразвалочку ушла и вскоре вернулась с миской, полной льда.

– Отлично. Всегда заботься о том, чтобы у нас был лёд.

– Это ещё зимой с гор принесли. Где его сейчас взять?

– Купи у соседей, может быть у кого-то остался и не нужен.

– Я спрошу, синьор.

Перепрыгивая через ступеньку, я помчался наверх. Завернул лёд в полотенце и приложил к послеоперационной ране. Так отёк будет меньше. Была бы нога – шут с ней, но лицо?

Меж тем Эмилия – так звали девушку, начала отходить от опия, потом попыталась схватиться за рану, но я удержал её руку.

Вскоре действие опия ослабло, девушка открыла глаза, попыталась что-то сказать.

– Лежи и молчи, тебе сейчас нельзя говорить. Если хочешь пить – потерпи, к вечеру дам попить. А кушать нельзя два дня.

Эмилия кивнула. Я перенёс её на постель.

– Всё, девочка, самое неприятное – позади. Теперь только ждать.

Я пару раз подходил к ней. Повязка подмокла слегка, но в целом состояние вполне сносное. Лицо имеет обильное кровоснабжение и даже небольшие раны сильно кровят, но за счёт этого интенсивного снабжения кровью и заживают довольно быстро.

Вечером я аккуратно напоил её через трубочку. Сам же расслабился за кувшином кьянти. На мой вкус – кисловатое, терпкости и пряности ему не хватает.

И я и пациентка ночь провели спокойно.

Префект заявился утром, взглянул на дочь. Повязка не позволяла ему разглядеть, что же стало с лицом, но он успокоился, убедившись, что она жива.