Книга Теория страсти - Сандра Мэй

Любовь к Дику переполняла ее, девушка купалась в этой любви, пила ее, словно наверстывая упущенное время, и молодой человек не уставал удивляться тому, какой страстной и одновременно невинной была его Конни.

Сам Дик тоже изменился. Нет, он оставался язвительным насмешником, он по-прежнему умел делать все на свете, он рассказывал о своих скитаниях по свету и помогал Босуорту в работе, но в его зеленых глазах горел теперь иной огонь. Все чаще он задумчиво смотрел на океан, обнимая Конни, все чаще хмурил брови, когда думал, что она не видит этого.

Так прошла неделя, неделя абсолютно безоблачного, первобытного счастья.

12

Они лежали на смятых простынях, разгоряченные, упоенные друг другом, счастливые и бессильные, словно пловцы, выброшенные на берег. Дик шевельнулся первым, провел рукой по груди Конни, наклонился, поцеловал влажное от испарины плечо. В темноте тихо прозвенел ее смех.

Дик встал, подошел к распахнутому окну, потянулся, раскинув руки. Конни смотрела на него с нежностью и гордостью, больше не смущаясь и не отводя глаз. Дик был для нее кем-то вроде Аполлона, только рыжим.

— Хорошо…

— Да. Почему ты ушел?

— Чтобы вернуться. Так слаще любится.

— Дик.

— Что, светлая?

— Я тебя люблю.

— И я тебя люблю.

— Давай уже, возвращайся.

— Погоди. В разлуке чувства крепнут. Терпи.

— Не могу. Иди сюда.

— Конни?

— Что?

— А ты будешь меня вспоминать?

Слова упали на нее, словно отголосок того первого, страшного шторма. Конни села рывком в постели, обхватила голые коленки руками, тщетно пытаясь унять дрожь.

— Зачем ты так сказал?

— Не знаю. Так будешь?

— Дик… Ты хочешь уйти?

— Нет.

— Я тоже не хочу.

— Все равно придется.

— Я не слушаю тебя.

— Ты смелая, моя светлая. Ты самая смелая на свете. И ты знаешь, что это правда.

— Значит, ты хочешь уйти…

Дик развернулся, зашагал по комнате, обхватив плечи руками. Шрам белел на смуглой коже, как ухмылка злого божества. У Конни звенело в ушах, как перед обмороком. Дик тихо выругался и сел рядом с ней на постель.

— Я бы рад не говорить, да это поселилось во мне и ноет, и болит, и уже нельзя не говорить, Конни. Мы не будем здесь вечно. Ты уедешь в свой университет. Я останусь.

— Ты мог бы…

— Нет. Не мог бы. Это не моя дорога, твоя. Я не приживусь в твоем мире, Конни.

— Ерунду ты говоришь, Дик! Ты умеешь жить в любом мире, в отличие от меня. Ты любишь этот мир таким, какой он есть. А я его боюсь.

— Ничего ты не боишься, не ври.

— Я не боюсь с тобой. Я другая с тобой, пойми. А без тебя… я даже не знаю, какая я теперь — без тебя. Не прежняя — это точно.

— Ты красивая.

— Зачем мне быть красивой без тебя?

— Ты умная.

— Зачем — если без тебя?

— Ты выучишься, станешь профессором…

— Нет. Стать кем-то можно, если есть цель. Если не будет тебя — не будет и цели.

— Девочка ты моя… Разве можно так признаваться мужикам в любви? Так раскрываться?

— А зачем иначе?

Они молчали. Дик думал о чем-то, Конни беззвучно плакала. Вернее, слезы сами текли по лицу, она даже носом не шмыгала. Тишина сгустилась, стала невыносимой.

— А куда… куда ты денешься?

— В Палм-Бич, куда же еще. Дон Мартинес предложил стать его компаньоном. Оказывается, он не такой уж плохой парень…

— Будешь летать?

— Да. Он берет второй самолет. Говорит, что я везунчик.

— Хорошо. А где будешь жить? В Палм-Бич?

— Ну уж нет! Старик Бос замутил тут одно дельце… Короче, мы с Мартинесом, если все сладится, будем вроде как при отеле. Именные номера и все такое.

— Хорошо.

— Конни…

— Не надо, Дик. Все правильно. Да, я же тебе должна четыреста…

Ураган налетел, смял девушку, затряс за плечи, а в глаза — зеленые прожектора боли и ярости.

— Скажи еще хоть слово — и я тебя убью, Констанция Шелтон! Вот возьму и задушу своими руками.

— Дик…

— Я не шлюха, чтобы платить мне…

— Шлюхам платят за любовь. За нее я и не собиралась. За нее я могу только благодарить тебя, Дик Джордан. Я должна тебе за перелет на Багамские острова. Ничего больше. Да, десять баксов я удерживаю. Чемодан накрылся.

Он смотрел на залитое слезами и такое спокойное лицо девушки. Он умирал от боли и ярости. Он не мог без нее жить.

— Не бей, светлая… Не добивай. Нам нельзя вместе.

— Конечно. Ты все правильно решил. Я принцесса, ты чучело…

— Я не это имел в виду…

— Ну я чучело, а ты принц. Одно и то же. В мою жизнь ты не собираешься, а мне нет места в твоей. Все понятно и просто.

— Конни…

— Уходи. Уходи сейчас. Пожалуйста, Дик. Я не злюсь, не сержусь, не реву — я ничего не чувствую. Просто уходи.

Он недоверчиво смотрел на нее, но лицо Конни не дрогнуло. Она отлично владела собой.

Дик медленно оделся, подошел к двери.

— Конни… Я люблю тебя.

Метнулась занавеска, лепестки осыпались слезами с цветущего под окном куста. Рокот океана.

Она не плакала. Не звала. Не сожалела. Она лежала поперек постели, смотрела в потолок и улыбалась.

Вспоминала, как они ели жареных мидий. Пили мутную воду из кокосовой скорлупы. Любили друг друга в самый первый раз. И в следующий. И во все остальные.

Пора уезжать. Иначе, как Алиса, перерастешь сказку, и она лопнет. А вместе с ней лопнет сердце.

Она тепло попрощалась с мистером Босуортом, с доктором Легри, с постояльцами и служащими отеля. Обещала приехать еще. Дик Джордан проводить ее не пришел. До Майами она добралась на катере.

Серебристый лайнер взмыл в ослепительтное небо, унося на своем борту Констанцию Шелтон. Она возвращалась домой.

Рокси Жилье выпала из приятной дремоты, сдвинула с глаз дольки огурца и с неудовольствием уставилась на загорелую девицу, по-хозяйски швыряющую свои вещи на соседнюю кровать.

— Мисс, прошу прощения, но здесь уже живут.

Нет ответа.

— Эй, подруга, ты ошиблась домиком. Здесь место занято!