Книга Нет правил для любви - Лора Брантуэйт

— Сара, я ищу Саманту.

— И как я должна отреагировать на эту реплику? — Сара скептически изогнула бровь. Обаяние обаянием, но сестру она не сдаст.

— Хм… «Должна», конечно, неправильное слово. Скорее «могла бы». Могла бы сказать, все ли с ней в порядке, а если знаешь, где она, могла бы и это сказать. Могла бы сказать честно «отвали», а могла бы вежливо солгать, что тебе ничего не известно. Вариантов много.

Сара смерила Джастина оценивающим взглядом:

— Какая удача, что в списке есть вариант «отвали»! Пожалуй, я выберу именно его!

— А почему? — мягко улыбнулся Джастин.

— Да потому, что твой дружок сам виноват, вот и получил то, к чему так долго шел! Это же надо — довести такого ангела, как моя сестренка, до разрыва! Я давно ей говорила, что этот холеный красавчик ее не стоит, несмотря на все свои достоинства, но она все не слушала. И что, ты думаешь, что теперь, когда на нее наконец снизошло просветление, я позволю вам снова запудрить ей мозги?!

— Сара, то, что я пришел к тебе, никак не связано с Эдмондом. Я пришел… сам.

Сара скорчила презрительно-мерзкую гримасу:

— Не можешь больше смотреть, как страдает твой драгоценный друг? Ничего, пусть помучается, авось впредь будет умнее! И внимательнее. И заботливее. И…

— Мы с Эдмондом поссорились. Окончательно.

— О-о-о?

— Я сказал ему, что люблю Саманту.

Когда человек собирается что-то сказать, а потом резко закрывает рот, получается такой смешной звук — что-то вроде «ап». Сара издала именно его.

Немая сцена.

— Ты хочешь, чтобы я в это поверила? — севшим голосом спросила Сара, когда сумела взять себя в руки.

— Да, потому что это правда. Эд вот поверил. Саманта, я думаю, тоже.

— Н-но…

Сара беззвучно замахала руками — от сильных эмоций она иногда немела, причем в прямом смысле слова. Поэтому она не любила скандалов, сюрпризов и неожиданных поворотов событий.

— Да, я понимаю тебя. Я зря так долго молчал. Но лучше поздно, чем вообще никогда.

— Ты серьезно? — уточнила Сара, уже понимая: да, серьезно, и даже очень.

— Абсолютно.

— У вас что-то было? В поездке? — жадно спросила она.

— Женское любопытство? — Джастин улыбнулся уголком губ.

— Конечно!

— Прости, Сара, но сейчас важно не это, а где Саманта и все ли с ней в порядке.

Сара насупилась.

— Может, выпьем где-нибудь по чашке чаю? Ты, наверное, устала после работы и тебе неуютно под дождем.

— Обожаю дождь, — проворчала Сара, понимая, что Джастин элегантно перевел разговор на другую тему — и что поступил он в общем-то как и полагается настоящему джентльмену. — Ладно, черт с тобой, за углом есть приличное кафе. Я ненавижу фастфуд, но там его хотя бы маскируют…

— Отлично! — Джастин улыбнулся ей так ослепительно светло, что Сара едва сдержалась, чтобы не улыбнуться в ответ, хотя бы слегка. Она поняла: он получит то, за чем пришел.

14

Саманта сидела, откинувшись в кресле, и смотрела в потолок. Точнее, потолок лежал на прямой линии с ее зрачками, но взгляд ее был устремлен внутрь себя.

Как удивительно заглядывать в свой внутренний мир — туда, где правят фантазия и чувства, и одновременно прислушиваться к ощущениям в теле. Конечно, малыш еще совсем крохотный, с жемчужинку, но он — есть. А перед глазами встают зубчатые горы и бурливые реки, величественные замки, пыльные дороги, трудные тропы и приключения, приключения, приключения…

Саманта решила, что подарит своему ребенку сказки собственного сочинения. Ко дню появления на свет. Восемь месяцев — долгий срок… По крайней мере, достаточно долгий.

Она отложила тетрадь в твердой обложке, куда записывала наброски для сказок. Потом придется попотеть, набирая все то же на компьютере, но Саманта слишком привыкла писать от руки. Тогда текст живой, связанный не из механически одинаковых знаков, а из букв, выведенных ее рукой, — ни у кого таких не получится.

Сначала этот узор нужно сложить, а уж потом делать его таким, чтобы и другие смогли его прочесть.

Уже две недели она жила в этом райски прекрасном и идиллически маленьком домике. Спала и писала в мансарде — о, как же много она спала, кажется, отсыпалась за всю жизнь. И, несмотря на это, ей хватало времени, чтобы неторопливо, со вкусом делать все то, о чем она так давно мечтала и за чем, собственно, ехала сюда.

Она гуляла. Никогда бы Саманта не подумала, что неяркие оттенки зеленого, серого и синего могут так радовать глаз.

Здесь, в предгорьях, местами рос вереск. Она старалась не ходить лишний раз там, где он жестким ковром оплетал склоны, — волновалась.

А в остальном ей казалось, что она попала в свой маленький рай. По крайней мере, в идеальное место для вынашивания ребенка — и будущей книги.

Внизу нежно тренькнул звонок.

— Робин, разве мы кого-то ждем? — спросила она и погладила себя по еще плоскому животу. Она твердо решила, что ее ребенок будет носить имя Робин — удобное имя, подходит и для мальчика, и для девочки.

И в честь любимого героя.

— Не-ет, не ждем. Может быть, миссис Филипс принесла масло? Странно, вряд ли она успела сделать его так быстро.

Саманта подняла из кресла свое расслабленное тело и пошла вниз.

Позвонили еще раз.

— Иду! — крикнула Саманта с лестницы и ощутила неизвестно отчего легкое волнение — как будто подул прохладный ветерок.

Интуиция…

С каждым шагом, приближавшим ее к двери, становилось все тревожнее. Недовольно заныл живот.

— Тише, милый, — прошептала она.

Глазка в двери не было.

Саманта, повинуясь предчувствию, спросила:

— Кто там?

Хотя с тех пор, как ей исполнилось двенадцать и она стала считать себя взрослой барышней, Саманта отчаянно стеснялась этого вопроса и считала, что позволит себе его задавать, только когда станет бабушкой. Бабушкам можно.

— Это Джастин, Сэм.

Лучше бы это была шутка. Дурацкий розыгрыш. Порождение чьего-то странного юмора. Саманта могла бы поверить, что ошиблась, не расслышала, что у нее слуховые галлюцинации, в конце концов, — но слишком отчаянно билось в груди сердце. Оно не могло ошибиться. Это и вправду был он.

Саманта попятилась от двери в почти суеверном ужасе. Застыла. Мысли метались в голове и, казалось, со звоном отлетали от висков, лба, затылка, сталкивались друг с другом, путали траектории, менялись местами. Мыслей было три: «Господи, неужели?!», «Зачем он здесь?!» и «Что же делать?!».