Книга Патология лжи - Джонатон Китс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом бросает взгляд, бледнеет, его кожа становится влажной, он закрывает глаза, он не может этого видеть, отворачивается. Я вытираю палец «клинексом».
– Это неважно. Я невиновен, ты должна мне помочь, этого требует справедливость.
– Справедливость?
Теперь перед нами несколько творений Ротко. Перри говорит – и все, что он говорит, становится известно ФБР, но ему на это наплевать. Ван Гог подбадривал себя воображаемыми галлюциногенными свойствами скипидара, а Ротко умер от передозировки героина. Цвета столь же нелояльные к спектру, бьющие по глазам – они проникают в тело, как валиум, вытесняя настроения экстравагантностью своих линий. Ложь побеждает реальность. Ложь становится реальностью. Я – агностик, но не потому что наука бросила вызов вере в бога, а потому что ложь уничтожила сам смысл его существования.
– Я не импотент, и ты это прекрасно знаешь. И не убийца. Моя жизнь разрушена, Глория. Жена меня бросила. Она верит, что я соответствую психологическому портрету. К тому же ФБР прознало о моем маленьком… бизнесе на стороне. Они считают, что я занимаюсь ввозом риталина, а моя статья была скрытой рекламой.
Я все еще около Ротко, а Перри направился в зал Поллока. Он почти кричит.
– И все говорят, что я – этот гребаный Почтальон-Потрошитель. Меня могут засадить… на всю жизнь. Представляешь, что такое тюрьма для таких, как я. Можешь вообразить?
– Довольно неприятное место, если верить агенту Броди. Нецивилизованное. Конечно, тебе там придется хуже, чем другим.
– Хуже?
– Ни один закоренелый преступник не примет тебя всерьез как убийцу. У них нет причин уважать тебя.
– Так почему же ФБР не оставит меня в покое?
Мы уже дошли до Уорхола – до его электрических стульев.
– Ведь ты же не совсем равнодушная, мы были близки, я должен что-то для тебя значить.
– Не будь таким, на хрен, сентиментальным. Мы перепихнулись, и ты написал статью. Ты получил, что хотел, и я тоже. Чего еще ты ждешь?
Перри кладет руку мне на плечо.
– Я невиновен. Почему бы тебе не сказать об этом людям? Есть ли у меня сейчас то, что тебе нужно?
– Да. Но с тобой сложно торговаться. Перри бродит от Уорхола к Лихтенштейну и обратно.
– Я слышал, девять из десяти подписчиков предпочли бы, чтобы я редактировал «Портфолио» вместо тебя.
– Нам не нужно это быдло. Вот этого Пи-Джей никогда не понимал.
– И поэтому ты доходчиво объяснила ему это с помощью скальпеля и шприца?
– Это ты у нас доктор.
– Я не импотент, Глория. Ты поможешь мне, умоляю?
– Ты поможешь мне, Перри. – Я целую его в губы, – Делай, что тебе говорят, и ты поможешь нам обоим.
Джорджия Маккензи, разумеется, шлюха. У тебя нет выбора, если ты независимый журналист и пытаешься выжить. Верность одному журналу смертельнее векурониум-бромида.
Джорджия пишет для «Алгонкина», а еще для «Вэнити Фэйр», «Атлантик Мансли», «Нью-Йорк Таймc Мэгэзин» и любого другого издания, готового выписать солидный чек. Потому-то ее всегда приглашают на вечеринки «Портфолио». Вот поэтому я пригласила ее на ланч в такое место, как «Эльба».
– Твой новый агент нашел тебе подходящего издателя? – спрашиваю я.
– Я уволила его сегодня утром. Он принял предложение паршивого маленького издательства, но я достойна большего, Глория. Я занимаюсь этим двадцать лет, и мне нужен настоящий издатель.
«Эльба» – американское бистро с оранжевыми стенами, украшенными декоративными светильниками. Как и все американские бистро с оранжевыми стенами и декоративными светильниками, оно переполнено яппи в темных костюмах, сидящими на строгих диетах. Джорджия, одетая так же, как была на вечеринке, или в нечто похожее, заметно выделяется, но ей на это наплевать. К нам подходит маленькая раздраженная официантка, Джорджия заказывает бокал «мерло» и цыпленка-гриль под майонезом. Я прошу «шардоннэ», потому что пила его, поджидая Джорджию. Чтобы выдержать Джорджию и наш совместный обед, нужно пить. Я заказываю суп-пюре.
– Забудь о детской порнографии, Джорджия. У меня для тебя есть настоящая история. Перри Нэш – невиновен, ФБР подозревает это, а у меня есть веские доказательства.
– А зачем тогда нужна я?
– Доверие. Перри – только начало. Ты – лучший репортер, которого можно купить за деньги. И тебе тоже не помешает популярность.
– Писать об этом для… «Портфолио»? – Она поднимает брови и отпивает из бокала. – Отдает инцестом.
– Все стоящее отдает инцестом. У меня как у редактора есть возможности в журнале, и Перри будет сотрудничать.
Официантка – косметика да кости – швыряет сэндвич Глории на мой край стола. Я протестую, она, сделав круглые глаза, перебрасывает тарелку через стол. Плюхает мой суп прямо туда, где был сэндвич. Спрашивает, нужен ли мне свежий молотый перец – голос ее полон сарказма. Я говорю, что нужен, она старательно сыплет перец мимо тарелки на мой костюм.
– Но я не понимаю, какой в этом смысл, Глория. Что с того, что Перри невиновен? Все кругом невиновны.
Я пытаюсь объяснить, прошу ее вспомнить, что представляет собой издательская индустрия. Масс-медиа, все эти теле– и радиошоу подхватят тему. Если это разрешат, они будут выглядеть героями, если нет – останутся в дураках. Это дело – проверка, проверка законодательной системы в Америке в конце двадцатого века.
– Суть в том, что из меня куда лучший подозреваемый. У меня больше правдоподобных мотивов и возможностей. Все так считают. – Я достаю из портфеля альбом для вырезок – кожаный переплет, страницы из черного картона, и открываю его посередине. Самые свежие статьи обо мне.
Джорджия улыбается:
– Я должна чувствовать ревность?
– Я просто пытаюсь быть честной. – Зачерпнув ложкой суп, пробую его, пока она просматривает эксклюзивный материал «Кроникл»: «ВРАЧ ПИ-ДЖЕЯ СООБЩИЛ, ЧТО ПРИ ПОСЛЕДНЕМ ОСМОТРЕ С КЛЮЧИЦЕЙ ВСЕ БЫЛО В ПОРЯДКЕ».
– Между прочим, я чувствую, что ты можешь получить Пулитцера, а у лауреатов Пулитцера побольше возможностей для публикации.
– А ты сможешь распродать огромный тираж.
Она переворачивает страницу. Колонка «Шум и ярость» из «Алгонкина» с пародией на мое досье в ФБР. Антиамериканская деятельность, в том числе – распитие «Фюме Блан» с пиццей. Никогда не запивала пиццу «Фюме Блан». Предпочитаю «Гевюрцтрамминер».
На следующей странице – пожалуйста, заметка из «Экзаминера» под заголовком «ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ПИ-ДЖЕЙ БЫЛ У ВРАЧА ТРИ ГОДА НАЗАД». Да, у Пи-Джея была серьезная причина не любить медицину.
– Статья, которую я задумала, – не новостной материал. Это разоблачение. Я предлагаю тебе совершить уникальное проникновение в американскую законодательную систему. Плюс десять тысяч по завершении дела.