Книга Жемчужная бухта - Элизабет Лоуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но черт бы ее побрал, она права. Добиться контроля над талантливым человеком вроде Арчера Донована стоит недешево.
Над дорогой вилась красная пыль, низкие, ветхие дома тянулись вдоль берега, припадая к земле, многие из них раньше служили эллингами. Новые постройки казались замками в городе лачуг. В основном это были маленькие отели и рестораны, магазины и бары, рассчитанные на туристов: французские двери, пальмы в горшках, бамбуковая или ротанговая мебель, прохладные номера, тень.
Аэропорт не относился к числу подобных дворцов, скорее он напоминал металлический дом казарменного типа времен Второй мировой войны.
Пока Арчер запирал машину, Ханна осматривала автомобильную стоянку, превратившуюся на солнце в адскую жаровню.
– Не пора ли тебе сказать, зачем мы сюда приехали? – спросила она.
– Нет. Самолет только что прибыл.
– Итак? – поторопила Ханна.
– Итак, мы выйдем с территории аэропорта и возьмем такси.
Ханна взглянула на машину, из которой они вышли, потом на Арчера, взяла его за руку и направилась к старенькому маршрутному такси, которое должно было отвезти их в город.
Кроме них, в салоне томились от жары еще четверо с прибывшего самолета, которые пока не успели прийти в себя. Одетые не ко времени и не к месту, они смотрели из окон автобуса остекленевшими глазами.
Ханна собиралась заговорить, но Арчер закрыл ей рот поцелуем, а потом прошептал на ухо:
– Ты должна выглядеть измученной, милая.
Она положила голову ему на плечо. Уставшие люди обычно спят, а уставшие женщины – именно на плече своих мужчин. Арчер только погладил ее по щеке, и они молчали всю дорогу, пока не вышли из такси в центре Брума.
– А теперь что? – спросила Ханна, морщась от черного выхлопа автобуса.
– Надо убить время.
– Зачем?
– Я кое-кого жду.
– Кого?
– Не знаю, – просто ответил Дрчер.
– Видимо, трудно будет его встретить, или ее, – сухо сказала Ханна.
Арчер взглянул на часы. Если Эйприл Джой сейчас на работе, то кто-то ищет в аэропорту белую «тойоту» с разбитой задней фарой.
– С ним «встретится» наша машина.
– Не хочешь пока заняться сексом? – поинтересовалась Ханна.
– Я бы предпочел не делать это снова впопыхах. Она вздохнула и, прежде чем успела задать новый вопрос, увидела бредущую к ним пьяную компанию. Двое тянули пиво, третий уже не держался на ногах, однако глазели на нее так, словно к ее груди была пришпилена табличка «Напрокат».
– Пора осматривать достопримечательности, – пробормотал Арчер, не желавший привлекать к себе внимание ссорой с похотливыми идиотами.
Китайский квартал был скоплением домиков с побеленными рифлеными крышами, красными решетками, шпалерами пальмовых деревьев, выдержавших не одну бурю.
Держась за руки, они медленно шли по азиатскому кладбищу, где было погребено столько ныряльщшсэв за жемчугом и столько несбывшихся надежд. Горячий влажный бриз, казалось, был пропитан секретами давно умерших людей. При других обстоятельствах Арчер спокойно прогулялся бы тут, читая эпитафии, которые всегда пленяли его. Но даже если бы он умел читать по-китайски, эти вырезанные на надгробиях послания все равно остались бы для него тайной.
– Лэна похоронят в Бруме? – тихо спросил он.
– Нет. Он хотел, чтобы его прах развеяли в море. – Ханна закрыла глаза, подставив лицо ветру. – Он не желал никаких ритуальных церемоний. Сказал, что они ему не нужны.
– Они нужны живым.
Что-то ожгло ей глаза, но Ханна отказывалась принимать это за слезы. С ними давно покончено, они ничего не дают. Прошлое было по ту сторону искупления, а смерть осталась по эту сторону слез.
Арчер только молча взглянул на нее и повел к выходу.
Пока они бродили по кладбищу, кто-то «встретился» с их машиной, оставив в салоне небольшую сумку. Если Эйприл выполнила его указания, там должна лежать одежда.
– На первое время хватит, – сказал Арчер, вынимая немнущиеся широкие брюки и яркую рубашку, которые так нравились туристам. Еще там оказались черный парик, темные очки, тропический шлем и разнообразная косметика для Ханны. – Ты когда-нибудь носила парик? – спросил он, протягивая ей шлем.
– Нет. В нем очень жарко. – Она изумленно смотрела на длинные черные волосы, пытаясь вытащить парик из шлема.
Ханна огляделась. В маленьком кафе, где они сидели, было несколько поджарых, сильно загорелых туристов. Остальные столики занимали местные, которые, не зная чем себя занять, пили целыми днями кофе или пиво и беспрерывно курили.
– Туалетные комнаты в дальнем левом углу. Я буду ждать на улице.
Ханна молча поднялась, оставив кофе и недоеденный ростбиф, Арчер же потянулся и незаметно окинул взглядом весь зал. Убедившись, что никто из посетителей не обратил на нее внимания, он встал, заплатил по счету и вышел на улицу.
С ближайшего дерева брызнули в разные стороны какаду, закружились в воздухе, как сорванные ураганом белые листья, а потом исчезли за слепящим занавесом света.
– Шляпа великовата, – раздался голос Ханны.
– А когда я переоденусь, мне обязательно что-нибудь будет мало.
Они подошли к витрине магазина для туристов.
– Ты не пользуешься косметикой? – улыбнулся Арчер, глядя на ее неумелый макияж.
– В лесах, где я выросла, лица красили мужчины, а не женщины.
– А потом?
– К чему? В тропиках косметика держится несколько минут.
– Чепуха! – Арчер протянул ей сумку. – Эта косметика не боится влаги.
– Удивительно, – ответила Ханна без всякого интереса. – Как же ее смывают?
– Маслом. Когда войдем в магазин, делай вид, что интересуешься безделушками. Главное не снимай очки. У тебя слишком запоминающиеся глаза. – Арчер хотел дать ей контактные линзы, но пока отказался от этой затем.
Чтобы Ханна не начала задавать ему вопросы о парике, макияже и шлеме, он шмыгнул в бар, не забыв прихватить сумку.
А она покорно вошла в магазин и принялась рассматривать витрины: привычные кенгуру и коалы, изображенные на всем, от футболок до чайных ложек, множество тропических раковин самых разнообразных оттенков и, естественно, украшения из жемчуга.
Но ее заинтересовали только жемчужины, которые выросли в раковине величиной с тарелку, нежно-розовой внутри, словно рассвет в тропиках. На одной такой раковине лежало ожерелье из жемчужин размером с ноготь большого пальца, переливающихся всеми цветами радуги, как высокосортный жемчуг, который при ближайшем рассмотрении оказался безжизненным. Как мел.