Книга Мефодий Буслаев. Стеклянный страж - Дмитрий Емец

– Чего тебе, ужасное Хавронище? – спросила Зозо.

– Только что позвонила Аня! Я не мог найти ее год! У неесменился телефон, она продала квартиру и переехала за город! И вот она нашлась!– сказал Эдя ошалевшим от счастья голосом.

Фея Трехдюймовочка была мысленно извлечена из выхлопнойтрубы и посажена на золотой трон с алмазными ножками.

Глава 8

Кто круче: снеговик или снежная баба?

Пока ты делаешь что-либо под влиянием настроения – тыуязвим. Вещи надо делать просто потому, что надо. На-до – это два слоганадежности. Если бы солнце светило по настроению – все мы давно были бы накладбище.

Книга света

От Фулоны возвращались ночью, незадолго до закрытия метро.Зигя остался у валькирии золотого копья, поскольку ухитрился заснуть прямо вкоридоре, пока его обували. Спал он крепким детским сном, приоткрыв рот.Оруженосец Бэтлы пытался его разбудить, но добился лишь того, что Зигя, непросыпаясь, сгреб его и подложил себе под голову.

– Ладно! Пусть ночует! – уступила Фулона.

Хаара с Вованом погрузились в машину, на заднее сиденьевтиснулись Ильга с оруженосцем и Радулга без оруженосца, который поместился бытолько на крыше. Понимая, что на него сейчас все смотрят, Вован не удержался итак газанул, что покрышки задымились. Древний автомобиль рванулся с места,окутавшись бензиновым облаком и едва не сшибив замешкавшегося Антигона.

– Странно! Хаара – вся такая правильная, уместная,подтянутая и вдруг… Вован! Тоже мне любовь! – фыркнула Хола.

Слово «любовь» она выговаривала крайне противно – «любо-оу».Примерно так Антигон спрашивал: «Хочете какау?»

– А что именно тебя смущает? – напряглась Гелата,собственный оруженосец которой был раза в четыре бестолковее Вована. Тот хотябы дезодорантами в туалете не прыскался, не прыгал дома перед зеркалом,имитируя бой с тенью, и не вбивал в женские тапки громадную лапищу.

– Ничего. Я просто говорю, – сказала Хола.

– А почему бы тебе в таком случае просто не помолчать? –отрезала Гелата.

Хола, менявшая оруженосцев ровно раз в год, чтобы невозникало привыкания, пожала плечами.

– Да запросто! – буркнула она.

– Да хватит вам из-за ерунды-то!.. По мне так один раз купилвелосипед и катайся на нем всю жизнь. А то пока будешь на новые велики вмагазине глазеть – твой собственный сопрут, – заметила Бэтла и, расстегнув накуртке молнию, пошла по улице.

– Посмотри, в кого ты себя превратила! Ты же валькирия! Апоходка! Как у кухонной женщины! – не выдержав, крикнула ей вслед Хола.

Несомненно, Бэтле было обидно, но она не растерялась.

– Глупо гордиться, что у тебя чистые ноги, если у тебягрязные уши! – отвечала она.

В метро шумная толпа валькирий привалила, когда тамсобрались останавливать эскалаторы, а интервалы между поездами сделалисьдлинными, как растянутая гармошка. Здесь же, в метро, толпа разделилась –кто-то пошел на одну платформу, кому-то надо было ехать в противоположнуюсторону. Наконец Ирка с Матвеем остались одни.

Ирка ощущала, что Матвей не в духе. Он был хмур и на вопросыотвечал отрывисто, только чтобы отделаться. Странно! По женской привычке искатькорень от морковки на глубине десяти метров, валькирия-одиночка предположила,что он все еще дуется, что она не оценила его сказку про Ктототамку.

– Злюн Злякович Злейкин? – с понимаем спросила Ирка, но неугадала.

– Нет. Чуток Тормозович Задумчиков, – отвечал Матвей.

Это у них была такая игра – выражать настроение с помощьюпридуманных имен.

– А-а-а… – сказала Ирка, и станции три они молчали.

К четвертой станции Антигона (не игравшего с ними) укачало,и он сделался Спуном Дрыхнувичем Храпунцовым. Матвей же, хотя и считал, что онЗадумчиков, больше смахивал на Мрачунцова Хмыря Раздираловича.

Последний поезд грохотал по стыкам. Вагон кидало. В открытыеокна из тоннеля заглядывали сквозняки.

– Ну что, выяснил, где маленький д’Артаньян проводил летниеканикулы? – спросила Ирка, когда появилась возможность разговаривать.

Шутка была не случайной. Матвей как раз пролистывалфранцузский роман, исчезнувший три минуты назад с полки научной библиотеки МГУна Моховой.

– Кормил ослика дедушки Арамиса… – хмыкнул Матвей изахлопнул книгу. – По мне, так англичане в метро проще читаются. Нет, серьезно…Английские романы – нормальное такое море с песочком и пляжными зонтиками.Глубин нет, акул нет, зато бултыхаться приятно.

– А немцы? – не удержалась Ирка.

– Искусственный пруд, вокруг которого гуляют абсолютновменяемые романтики. Встречаясь с девушкой, такой романтик прячется ссекундомером в кустах, чтобы опоздать на две минуты. Учитывая, что девушка тоженемка – эта деталь ее потрясает.

– И она всю жизнь потом ему мстит. Вместо пяти минут варитяйца целых шесть. А когда просит денег, то вместо «милый» говорит «милый мой»,– радостно присоединилась Ирка.

Все сделалось хорошо, и Матвей из Мрачунцова постепенно сталпревращаться в Веселовича, но тут взгляд его случайно скользнул по стеклу ивстретил черный провал окна, за которым однообразно прыгали вверх-внизрезиновые кишки проводов. Отсюда, из провала, на Багрова смотрелаполупрозрачная Мамзелькина и сухонькой ручкой подавала ему нетерпеливые знаки.«Знает уже, что плащ у меня!» – понял Матвей.

Он быстро оглянулся на валькирию-одиночку и убедился, чтоона ничего не замечает, хотя смотрит в ту же сторону. Когда поезд остановился,Багров торопливо сказал Ирке: «Поезжай дальше одна – я скоро вернусь!» – и,прежде чем она вскинула на него удивленные глаза, выскочил из вагона.

Станция, на которой Матвей вышел, была «Комсомольская». АидаПлаховна нашлась под указателем «Выход к Ленинградскому вокзалу». Задравголову, старушка читала ее с большим вниманием. Багрова она демонстративно незамечала. Словно и не она выманивала его из вагона, являясь ему в тоннеле.Внешне в ней ничего не изменилось. Бойкая, ловкая, тощенькая. Красненькие скулыс прожилками, бледненькие ушки, лыжная черная шапка, кроссовки.