Книга Лев правосудия - Леена Лехтолайнен

Мои сведения о родителях были очень скудными. Со стороны матери у меня не было близких родственников, кроме дяди, бабушка была единственным ребенком, дедушкины братья погибли на войне. С младшими кузенами я не потрудилась наладить связь. Со стороны отца у меня имелась родня, но она ничего не желала обо мне знать. Убийство покрыло позором их семью, и они подозревали, что я вовсе не была ребенком Кейо Суурлуото. Дескать, отец убил мать, чтобы отомстить за измену. Сеппо Холопайнен как-то с важным видом передавал дяде эти бредни на крыльце сауны, а я подслушала. Что до меня, то я с большим удовольствием считала бы себя дочерью кого-нибудь другого, но одна старая фотография не оставляла надежды: я была похожа на Кейо, и с каждым годом все больше. Бабушка со стороны отца верила в наше родство, хотя не видела меня много лет, и даже оставила мне маленькое наследство.

Чайки кричали над морем совсем по-летнему. В Италии было еще выше десяти градусов тепла, там для пробежки хватило бы футболки, а здесь мне приходилось не снижать темпа, чтобы не простыть на пронизывающем октябрьском ветру. Кто мог бы знать друзей матери? Альбом с фотографиями с ее похорон по-прежнему лежал в Хевосенперсет. Может, попросить Хаккарайненов, чтобы прислали? У дяди Яри была привычка писать на обороте фото, кто изображен, а из пластиковых карманчиков снимки легко вынуть. Мне бы только разочек взглянуть — особо их рассматривать не тянуло, похороны я и так помнила лучше, чем хотелось бы.

Вечером Моника с Петером отправились в кино на какой-то французский фильм. Меня такое не привлекало, и я подумывала пойти посмотреть какой-нибудь боевик, но в конце концов решила просто побродить по центру Хельсинки и поглазеть на витрины. Покупать я ничего не собиралась. Ювелирные магазины меня никогда не интересовали, но тут я бросила взгляд на витрину и вдруг остановилась. Там лежало узкое кольцо с тремя рубинами — правда, не такое, как найденное у Давида, да и магазин был уже закрыт. И как бы Давид мог купить кольцо в Финляндии, если не бывал здесь с тех пор, как покинул страну на борту яхты Уско Сюрьянена «I believe» почти два года назад?

Какой-то частью души я хотела верить, что Давид приобрел это кольцо, чтобы сделать мне предложение, но другая часть брюзжала, что все это время он только обманывал и использовал меня. Да и зачем ему понадобилось подсовывать мне все эти загадки? Какое ему было дело до Коппарняси и планов Сюрьянена? Или карта служила лишь романтическим напоминанием о месте наших первых страстных свиданий? Циничная часть моей души в это не верила, здесь было что-то другое. Давид хотел, чтобы я наблюдала за происходящим в Коппарняси. Так унизительно было чувствовать себя куклой в его руках! «Хилья, милая, я знаю тебя слишком хорошо». Еще не хватало, чтобы кто-то воображал, будто может предсказать мое поведение или управлять мной. Я сама решаю, что мне делать.

Меня начало знобить, и я зашла в бар «Ателье» в «Торни» выпить какао с ромом. Но тут накатили воспоминания, как мы сидели здесь с Давидом, и меня пробрала дрожь уже по другой причине. Как много мест из моей жизни удалось испортить этому человеку? Я сидела у окна, за столиком на двоих, и смотрела, как на Хельсинки опускаются сумерки. В Нью-Йорке я любила ходить на Эмпайр-стейт-билдинг перед закрытием и смотреть на океан. Хельсинки, конечно, не Манхэттен, но в вечернем освещении город тоже был пронизан печальной красотой, будто соло саксофона в миноре.

Внезапно чья-то рука опустилась на мое плечо, и я вздрогнула от неожиданности. А еще более я растерялась, когда обернулась. Ничто не мешало Юрию Транкову ударить меня ножом в спину или воткнуть шприц с наркотиком. С Хеленой Лехмусвуо у него это прекрасно получилось. Мерзавец ухмылялся, будто встретил давнюю подругу, хотя я бы не сказала, что это выражение ему шло.

— Добрый вечер, Хилья. Хочешь выпить? — спросил он, на этот раз по-фински.

— Хочу, чтобы ты исчез с моих глаз.

Я думала сказать, что уже ухожу, но не могла же я позволить, чтобы он выгнал меня из бара с прекрасным видом. В зале почти не было свободных мест, и Транков дерзко уселся напротив меня.

— Я же сказала, мне компания не нужна.

— Подожди! — Транков прикоснулся к моей руке, держащей кружку с какао.

Меня чуть не передернуло от отвращения: он воображает, что я его собственность? Хотя чего было опасаться: мы в публичном месте, до дома мне только дорогу перейти. Уж наверное, этот гад знает, где я сейчас живу.

— Здесь не обслуживают столики, хочешь что-то заказать — иди к стойке.

Но едва я успела это сказать, как рядом возникла официантка и спросила, чего он желает.

— Пожалуйста, «Кровавую Мэри».

Впервые я увидела, как Транков улыбается: улыбка придала его лицу щенячье выражение, глаза засияли. Вероятно, таким же образом он очаровал тетушку Воутилайнен, когда продал ей картину с рысью, вот она и поверила, будто он приличный человек. К счастью, я-то знаю, что это за тип.

— А барышне?

— Еще какао, но без рома. Можно со взбитыми сливками. Этот господин заплатит. — Я заставила себя улыбнуться Транкову. — Кстати, в Финляндии свои правила дорожного движения. Даже если твоя машина больше, это не дает тебе права перехватывать парковочное место, и свой талон из автомата надо забирать.

Транков глядел на меня с недоумением: видимо, его финский был недостаточно хорош для таких сложных предметов. Рядом с нами поставила стулья компания японцев, восторженно наблюдавших за круизным кораблем на море. Вот уже чего меня не тянуло делать, так это совершать круизы. На корабле трудно избежать общества людей, которых не хочешь видеть, да и взорвать сразу целое судно не так уж сложно.

Официантка принесла напитки, Транков расплатился кредиткой. У меня мелькнула мысль, не мог ли он заранее подготовить эту встречу и подкупить официантку, чтобы та добавила какой-нибудь дряни в мое какао. От него можно было ждать любой гадости, а в набитом людьми ресторане, похожем на лабиринт, мне было трудно за ним уследить. Я ведь смотрела только на улицу, думала о Давиде и не замечала ничего вокруг. Попробовала какао: мне ведь не обязательно это пить. На вкус, не считая отсутствия рома, новая порция ничем не отличалась от предыдущей.

— Так о чем ты говорила — о финских законах насчет транспорта? — Транков перешел на английский. Пожалуй, по-фински его произношение было лучше.

— Каким образом ты оказался в Финляндии? Почему тебе разрешили въезд? — Я тоже перешла на английский.

— Откуда я знаю? — Транков пожал плечами. — Меня ни в чем не обвиняли. Я чист, и у меня постоянное место работы на предприятии Уско Сюрьянена.

— В каком из них?

— В строительной фирме. Я по образованию архитектор. Почти.

— Человек искусства. В прошлый твой налет на Финляндию ты представлялся живописцем.

— Ничего я не представлялся! Я рисовал всю жизнь и сейчас продолжаю. Но искусством не прокормишься, да и мой отец не считает это серьезной работой.

— Тебе так важно мнение Паскевича?