Книга Бумер. Книга 2. Лобовое столкновение - Андрей Троицкий

— А чего такое? — спросил Килла. — Чего случилось-то?

— Догадайся с трех нот, ты же самый башковитый, — ответил Кот.

— Что я тебе, гадалка с Киевского вокзала? Рожа у меня не цыганская, чтобы отгадывать и загадывать.

— Бука исчез куда-то, — Кот прикурил сигарету. — А эти придурки, как ты уже догадался, не его лучшие приятели. Кредиторы наезжают. Пришли за бабками, на которые их Бука якобы опустил. Что-то тут не по масти. Бука всегда платил по долгам. Мог задержать долг — это у него запросто, но кинуть людей… Нет, сомнительно.

— А где тут хату можно снять? — спросил Рама, выруливая из тесного пространства двора. — Куда хоть поворачивать?

— Сейчас налево, — ответил Кот. — Поедем на рынок. Там вечно толкаются всякие бабы, старухи, которые сдают углы или комнаты. Тут не Москва, на жилье цены копеечные. Что-нибудь подберем даже на ту мелочь, что в кармане звенит.

Кот, проспав все утро, открыл глаза: ходики на стене отстукивали двенадцатый час дня. Перевернувшись на спину, с удивлением обнаружил, что он, накрывшись тяжелым ватным одеялом, лежит на какой-то дерюге, расстеленной на полу. Под головой подушка, старая истончавшая наволочка набита истлевшей соломой. Кот уставился в серый потолок, стараясь сообразить, где он находится и как сюда попал.

Большая комната, провонявшая вековой пылью и мышами, обставлена какой-то рухлядью со свалки. Вместо люстры с потолка на длинном шнуре свисала прозрачная груша стосвечовой лампочки. На стене розовая чаша светильника, похожая на крепкие девичьи ягодицы. Напротив двустворчатый шкаф с оторванной дверцей. Дверь в комнату прикрыта, по белой краске кто-то написал толстым фломастером пару коротких ругательств и поверху нарисовал акт совокупления женщины с обезьяной. При более внимательном рассмотрении обезьяной оказался мужчина, с ног до головы заросший густыми волосами. Сделав это открытие, Кот вздохнул и сел на подстилке.

Оказывается, он заснул, не стянув с себя ни штанов, ни даже носков. Под радиатором отопления валялись три пустые бутылки из-под водки, пара консервных жестянок, вылизанных хлебной коркой, и сухой хвостик колбасы. Напротив Кота на продавленном диване дремал Димон Ошпаренный. Видимо, ночью он сбросил с себя повязку, и теперь пропитанные сукровицей ржавые бинты валялись в миске, закрывая собой недоеденные пельмени. Димон чуть слышно застонал и отвернулся к стене. Но тут же беспокойно заворочался и проснулся.

— Кот, это ты? — спросил Димон.

— Нет, не я. Фея крестная.

— Сколько же мы вчера выжрали?

— Вижу только три пустые посудины, — ответил Кот, продолжая изучать незнакомый интерьер. — Плюс одна пивная.

— Остальные бутылки Килла и Петруха вынесли, — сказал Димон. — А эти почему-то оставили.

— А где они?

— За пивом пошли. И еще чего-нибудь прицепят к пиву.

В дальнем углу на исцарапанной гвоздем бельевой тумбочке тускло светился экран черно-белого телевизора. Вдоль и поперек бегали полосы, мерцала серая рябь, сквозь которую проступала далекая фигура диктора, видно, крутили новости. Допотопный телевизор, пожалуй, единственный предмет роскоши в этой крысиной норе. Но вместо человеческой речи из динамика выходил лишь треск и змеиное шипение. В ближнем углу сломанная стиральная машина, в барабан которой, судя по чудесному аромату, теперь сваливали табачный пепел и окурки. Как в помойное ведро.

Сквозь немытые стекла окон пробивался тусклый свет серого дня, больше похожего на вечер. На полу мятые тряпки, заляпанные то ли краской, то ли чьей-то кровью, мужские носки и заржавевшая килограммовая гирька от весов.

— Господи, — Костян согнул колени, обхватил ладонями тяжелую башку. — Как мы оказались в этой помойке?

— А ты чего, совсем ни хрена не помнишь? — Ошпаренный, перевернувшись набок, взял с пола сигаретную пачку и зажигалку, пустил в потолок струю дыма. — Вчера натурально подъезжаем к колхозному рынку, где трется вся эта сволочь. Ну, которые квартиры и комнаты сдают. Подваливает к нам такая благообразная бабка. Седая, на носу очки и пальто без дырок, только воротник моль подчистую съела. Короче, внушает доверие. Спереди бабка мясистая, а сзади оказалась говнистая. Говорит, квартира у меня, хоть табличку вешай: «образцовое жилище». Ну, мы приперли сюда…

— Да, да, помню, — тяжело вздохнул Кот. — Все помню.

Он поднялся, пинком ноги открыл дверь, прошел в ванную комнату. Из-под ноги, тонко пискнув, выскочила мышь и нырнула под гнилую половицу. Стянув через голову свитер, Костян повесил его на гвоздь, пустил воду из крана. Нашел продолговатый обмылок и, склонившись над проржавевшей ванной, плеснул на грудь пригоршню холодной воды.

Все так и было, как рассказывает Димон. Приехали сюда, на дальнюю городскую окраину, к шлакоблочному дому с обвалившимися углами, по темной лестнице поднялись на последний третий этаж. Кот и Рама, осмотрев однокомнатную берлогу, выразительно переглянулись и выругались по очереди. Только время потеряли, проездили попусту. Сюда свиней надо пускать, не людей. «А чего вы? — вдруг завелся Килла. — Нормальная хата. У моего бати на кордоне не чище, чем тут. И ничего, живет человек. Годами. А нам, может, всего неделю перекантоваться». «Пошел ты со своими советами, — сказал Рама. — Если тебя слушать, впору жить в выгребной яме. И питаться говном».

Старуха, наблюдавшая за перебранкой, прижимала руки к груди и все повторяла: «Господи, ребятки мои дорогие… Я сбавлю, сынки. Я сбавлю. Ну, жил тут один паразит, алкаш чертов, все загадил. А убраться толком у меня сил нету». «Ладно», — сказал Костян. Отсчитал деньги, забрал ключи и, проводив старуху до двери, вернулся. «Поворачивать оглобли обратно к рынку уже поздно, — сказал он. — Там все уже разошлись. А ночевать на лавочке в сквере слишком холодно». «Другое дело, — обрадовался Килла и протянул лапу. — Костян, отстегни немного. Надо прописку отметить». Через полчаса вернулся с водкой и консервами.

Костян растерся полотенцем, похожим на половую тряпку, и вернулся в комнату. На полу сидели вернувшиеся из магазина Петя Рама и Килла. Расстелив газету, порубали колбасу и хлеб, поставили рюмашки.

— Бациллистая закуска, но выбирать не из чего, тут не «Националь», — сказал Килла. — Кот, присоединяйся. Рама, плесни ему ваксы.

Кот присел на свою дерюгу, взял из рук Рамы рюмку и вылил водку в горло. Пойло не пошло. Водяра отдавала древесными опилками, а не хлебным духом. И настроение совсем не то, чтобы накачиваться с утра пораньше. Килла хмурился, протягивая лапу, постукивал по телевизору, на минуту изображение возникало на экране и снова исчезало. Рама, вытянувшись на полу, положил на грудь стопку старых, пожелтевших от времени писем, перехваченных ленточкой. Он вынимал из стопки очередное письмо, пробегал взглядом строчки, хмыкал и чему-то улыбался.

— Ну и дыра, — вздыхал Килла. — Пожрать негде по-человечески. Только эта колбаса из собачатины. Весь ассортимент.