Книга Тайна ее поцелуя - Анна Рэндол

Противоречивые чувства теснились в ее груди, и ей казалось, что она задыхается. Ох, неужели так будет всегда? Ведь даже если она откажется ехать в Вурт, сможет ли она когда-нибудь прямо посмотреть в глаза Исаду? Она отдала бы все это приданое только за одно лишь душевное спокойствие, за то, чтобы сидеть за столом Исада и не чувствовать себя самозванкой.

— Я должна вернуться на вечер, пока меня не хватились, — пробормотала Мари.

Исад кивнул:

— Да, конечно. Я пошлю с тобой несколько слуг для охраны.

Мари по-прежнему отступала к двери.

— Нет, не надо. Меня ждет Селим. Со мной все будет в порядке. Прощайте.

Мари поспешила выйти, но в саду уже не спешила.

Тяжело опустившись на край фонтана, она прошептала:

— Я предательница…

И действительно, те два человека, о которых она так беспокоилась, без сомнения, назвали бы ее предательницей прямо в лицо. И они оба могли бы приговорить ее к виселице.

Но хуже всего было то, что в глубине души она не чувствовала себя предательницей, и единственным ее чувством была печаль.

Мари говорила себе, что ее жгучие слезы вызваны чувством вины за то, что она обманула Исада, не сказав ему всей правды о себе. Но почему же сейчас, когда она возвращалась на прием к послу, ей стало еще хуже, чем прежде?

Поднявшись на ноги, она наконец пошла к выходу и прошла через ворота, за которыми ее ожидала карета.

Селим неподвижно сидел на козлах.

— В доме вас ожидает рассерженный жених. Не выбросить ли мне его оттуда? — спросил дворецкий.

Как будто Селим мог заставить Беннета пошевелиться, если тот этого не хотел.

Мари покачала головой:

— Нет, не надо. Хотя он, конечно, раздражен. Ведь я бросила его. Я поговорю с ним. — Она наклонила голову и утерла слезы, упорно стоявшие в глазах. Затем открыла дверцу.

— Раздражен?.. Слабое слово для того, что я чувствую, мисс!

Мари забралась в карету и закрыла дверцу. И вдруг увидела Беннета в дальнем углу. Она молча села напротив него.

— Черт побери, о чем вы думали?!

Голос его прозвучал резко, как свист хлыста. Глаза же пылали гневом. И казалось даже, что она вызывала у него отвращение.

Мари тихонько всхлипнула. Исчезла всякая надежда на то, что она сможет что-либо объяснить Беннету. И все же она прошептала:

— Информация, которую ваш кузен предоставил бею, должна была унизить Исада. Я не могла допустить, чтобы его оскорбляли.

Майор нисколько не смягчился.

— Будь это хоть заговор с целью свергнуть самого султана, мне это безразлично. Но информация была засекречена, и вы это знали. Вы предали Англию!

Тут и Мари охватил гнев.

— Моя преданность никогда не принадлежала Англии! Я предана только своему народу. И Исад — такой же. В отличие от некоторых. За это я и ценю его.

Беннет процедил сквозь зубы:

— Информация была засекречена.

— Вы говорите об этом… словно о какой-то святыне. Может быть, для вас это именно так, но не для меня. Я не давала клятвы верности Англии. Я просто предположила, что разделяю некоторые ваши взгляды.

— А я предполагал, что у вас есть чувство чести.

У нее сжалось сердце от этого его заявления.

— Видимо, вы слишком поспешно предположили… Возможно, в следующий раз вы сначала узнаете правду, прежде чем делать предположения.

Он приподнял бровь.

— А вы бы сказали мне правду?

— Да, — кивнула Мари.

Кое-что ей хотелось от него утаить, а об этом она действительно сказала бы.

— Неужели вы сказали бы мне о своем посещении Исада?

— Да.

— Но тогда почему же вы помогаете британцам?

— Я помогаю грекам. Мне наплевать на Англию.

— А почему вы согласились делать чертежи даже после Чорлу? Неужели вам предложили так много денег?

Мари с удивлением посмотрела на собеседника.

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете?

Беннет, казалось, смутился.

— А что я должен знать?

— Они принудили меня.

— Предложенная вам сумма была столь велика?

Мари презрительно фыркнула.

— Думаете, что я стала бы рисковать жизнью ради денег?

Майор молчал, и она продолжала:

— Да, похоже, вы именно так и думаете. Но я не так глупа, как вам кажется. Ваш кузен угрожал мне.

Беннет откинулся на спинку сиденья и скрестил на груди руки.

— И как же он угрожал вам?

— Ваш кузен подошел ко мне после того, как я сообщила, что моя работа окончена. И он сказал, что в интересах греческого движения необходимо убрать Нейтана.

— И это так на вас повлияло?

Равнодушие, прозвучавшее в голосе Беннета, очень ее задело.

— Да, повлияло. Нейтан — единственный, кто по-настоящему помогает грекам. Ваш кузен сказал, что если я сделаю чертежи еще двух фортов, то Нейтану позволят остаться и закончить свою миссию. А если я этого не сделаю, его отправят в другое место.

— Как благородно с вашей стороны! Почему вы хотите помогать грекам?

Мари помолчала, потом тихо заговорила:

— Знаете, когда другие девочки играли в куклы, мы с моей матерью играли в повстанца и солдата. Когда же мне приходилось играть с другой девочкой, я должна была чертить план комнаты, в которой мы играли, и, возвращаясь, делала точный до последнего дюйма план.

Беннет пожал плечами; он явно не понимал.

А Мари тем временем продолжала:

— В Англии моя мать каждую минуту посвящала борьбе за свободу своего народа. Она возвращалась с одной из встреч, на которых пыталась собрать средства для повстанцев, и тут ваша проклятая страна убила ее…

— Но ваша мать умерла от воспаления легких, не так ли?

Мари кивнула. Беннет по-прежнему ее не понимал, и она не могла объяснить ему свой гнев. Не могла объяснить его даже себе. Но она точно знала: все английское приносило ей несчастья. Английская сестра ее отца, которая увезла Мари к себе после смерти матери. Английские врачи, не сумевшие спасти ее мать. Проклятая английская земля, засыпавшая ее гроб.

— Но почему только сейчас?.. Ведь вы стали помогать грекам совсем недавно, верно?

Мари медлила с ответом. Она не хотела говорить о других повстанцах и о том, как близко она была связана с ними.

— Четыре месяца назад они казнили гречанку. Как предупреждение другим ее тело целый месяц не убирали от городских ворот. — Мари поежилась, хотя в карете было душно и жарко. — На ее месте могла бы быть моя мать.