Книга Куда смотрит прокурор? - Александр Звягинцев

– Ох, страшно с тобой, Артур! Все-то ты знаешь, все-то ты видел, – насмешливо бросила Василиса, решительно вставая. – Пойдем-ка лучше сыграем во что-нибудь! Окунемся в порок с головой. Забудемся в низких страстях! А то я что-то сегодня действительно расклеилась, как… чеховская горничная! – засмеялась Василиса и показала Шкилю язык.

А он вдруг подумал, что так и не знает, как она восприняла историю с Гонсо. Какие-то смутные, неприятные предчувствия шевельнулись в Шкиле. Впрочем, к своему удивлению и некоторому раздражению, такие чувства он испытывал каждый раз после встречи с Василисой. Может быть, в этом и был секрет ее притягательности?

– Кстати, об испанских нравах, которые произвели на тебя столь сильное впечатление… – Шкиль взял Василису за руку и притянул к себе. – Был еще в Средние века в Испании такой Хуан Руис, который написал «Книгу благой любви». Так в ней дается такой совет влюбленному: «Без колебаний, но умеренно применяй иногда силу, ибо только страх и скромность не позволяют женщинам уступать твоим желаниям».

– А что, он, видимо, знал в этом деле толк, этот самый Хуан Руис, – загадочно сказала Василиса.

Шкиль притянул ее совсем близко.

– Но умеренно, Артур, – засмеялась Василиса, ничуть не сопротивляясь. – Не забывай, что там сказано – без колебаний, но умеренно…

Туз маялся, не зная, как начать разговор с Василисой, которая вернулась домой довольно поздно. Дочь была не в духе, и от нее явственно попахивало вином. О происшествии с Гонсо они еще не говорили, и Туз мучительно соображал, как и когда завести этот разговор половчее.

Василиса вышла из ванной в своем халате до пола, с полотенцем на мокрой голове. Туз суетился на кухне с чаем. Она забилась в угол дивана и, вздохнув, сказала:

– Пап, ты долго будешь ходить вокруг да около? Давай выкладывай смягчающие обстоятельства, выявленные следствием детали и факты, проливающие новый свет на поведение подозреваемого…

– Ты о чем? – заюлил Туз, еще не подготовивший речь в защиту Гонсо.

– Пап, весь город об этом говорит, а ты не знаешь? – укоризненно сказала Василиса. – Этот герой куда-то спрятался, ты ходишь, как тень отца Гамлета! Ну, с тем-то ясно, но ты-то чего перепугался? Ты ж прокурор, тебе не к лицу и не по летам! Будь проще, возьми себя в руки. Я уже выслушала несколько версий этого прискорбного события в городской парикмахерской, готова выслушать твою. Итак?

– Понимаешь, дочь, глупость всегда труднее всего объяснить!

– Что же ты мне все расписывал, какой он скромный, но умный? А он, оказывается, буйный и глупый. Ничего себе комбинация! И такого-то человека ты мне в мужья продвигаешь? Мне – единственной и любимой дочери…

– Да не он глупый, а ситуация идиотская!

– Ну, ясно… Жертва роковых обстоятельств. То секретные документы потеряет, то к девицам прямо на публике под юбку лезет! Есть один фильм, итальянский, там старик залез на дерево и вопит: «Хочу женщину! Хочу женщину!» Все понятно. А тут молодой мужчина! Я знаю, мужчин иногда с этим делом так припрет, что хоть караул кричи, но… В парикмахерской, в антисанитарных условиях!

Никогда раньше Василиса не говорила так вольно с отцом на подобные темы, и Жан Силович только растерянно смотрел на нее.

– А может, – как бы не замечая растерянности отца, продолжала Василиса, – ему на роду написано в идиотских ситуациях пребывать? Тогда я, знаешь, несогласная. Извини. Жить с юродивым! У меня никакого такого желания нет. Об этом мы с тобой не договаривались. Мы говорили о молодом, перспективном, растущем работнике прокуратуры, а тут на́ тебе – чеховский Епиходов по прозвищу «двадцать два несчастья». Только местного разлива.

– Погоди, Василиса. Никакой он не юродивый. Ты полегче немного… Документы, кстати, нашлись!

– Поздравляю! Вот счастье-то привалило! Значит, не перевелись еще добрые люди!

– Еще какие добрые! Адвокат Шкиль, между прочим, вернул.

– Артур?

– Артур собственной персоной. Вернул и даже ничего не попросил взамен.

– Мне он ничего не сказал…

– А зачем? Он же знает, что я сам тебе все расскажу!

– Вот видишь ты какой. Шкиль для тебя злодей. Что ни сделает – все не так, все с каким-то злым умыслом. А Гонсо твой любимчик, поэтому ты ему все готов простить. Может, и в парикмахерской все не так было, как люди видели, а просто поговорили они о любви и дружбе и разошлись взаимно обогащенные!

– Ну, случайно все это у него получилось, пойми ты! Не хотел он. Рукой неловко махнул…

– Это ты, пап, на суде скажешь.

– На каком еще суде? – опешил Туз.

– Не на страшном, конечно, – фыркнула Василиса. – В нашем городском. Насколько я понимаю, действия нашего с тобой друга вполне можно квалифицировать как хулиганство и требовать от него возмещение морального ущерба.

– Какое там хулиганство! – опешил Туз. – Ну ты даешь! Тоже еще прокурор объявился!

– Самое обыкновенное, да еще в циничной форме!

И Туз пожалел, что в свое время заставил дочь почитать внимательно Уголовный и Гражданский кодексы. Втайне он тогда надеялся, что, может, Василиса увлечется юриспруденцией. Но Василиса быстро к таинствам сей науки охладела, хотя кое-какие формулировки в ее голове засели прочно.

– Моральный ущерб! Какой такой ущерб он ей причинил?

– А откуда ты знаешь, что он там ей причинил? – каверзно ввернула Василиса. – Может быть, девочка чувствует себя на веки вечные опозоренной? Может, она теперь по ночам не спит? Просыпается в кошмарах? Может, она теперь на себя руки наложит? От страданий? Мы, девушки, народ хрупкий, чувствительный!

– Насколько я знаю, руки она на себя накладывать не собирается, – не слишком уверенно возразил ошарашенный напором дочери Туз. – А вот ты все это откуда взяла?

– Поинтересовалась. Провела следственную работу. Все-таки кандидат в мои женихи как-никак в деле замешан!.. Кстати, Эльвира до тебя еще не добралась? Учти, она будет требовать возбуждения уголовного дела. Если, говорит, Туз откажет, вздумает своего работничка выгораживать, прямо в суд обратимся. Так что имей в виду. А я спать пошла…

Туз и Василиса разошлись по своим комнатам. Но оба долго еще не могли заснуть и лежали в темноте, думая о событиях и новостях, что свалились на них в последние дни.

Василиса пыталась разобраться, чем ее чувства к Гонсо отличаются от чувств к Шкилю и какие сильнее, но быстро запуталась. Ясно было только, что окончательно она еще ничего для себя не решила, никого не выбрала и должна будет мучиться дальше, да еще неизвестно сколько. Почему Гонсо не пришел и не рассказал ей все сам? Неужели там что-то действительно было?

А Туз ворочался в постели потому, что ясно чуял: все, что случилось, происходит не случайно, кто-то направляет события, но так ловко, что не поверишь, будто это конкретный человек. А может, на Гонсо в самом деле ополчилась судьба и тогда надо только кряхтеть да терпеть?