Книга Смерть берет тайм-аут - Эйлет Уолдман

Я вскочила, стараясь приклеить на лицо улыбку:

— Верно! Нам нужно забрать детей.

— О господи! Вы сами возите детей! Как и писали в журнале «Пипл». Это восхитительно!

Мы быстро ретировались к стоянке.

— Где твоя машина? — спросила Лили.

Я указала на свой чумазый драндулет.

— Ты можешь меня отвезти?

— Зачем? Ведь твоя машина вот…

Я подняла руку, но она успела перехватить ее прежде, чем я указала на машину.

— Не надо. Не хочу, чтобы она знала, какая машина моя. Давай на твоей поедем?

— Хорошо.

Мы быстро двинулись к моему «универсалу», и я открыла для нее дверь. Попыталась убрать с пассажирского сидения всякий хлам, но она нетерпеливо отодвинула меня в сторону, села в машину и захлопнула дверцу. Я обошла автомобиль и тоже села. Затем взглянула на нее. Она откинулась на спинку и закрыла глаза, лицо опять стало бледным и отрешенным.

— Поезжай.

— Ладно.

— Я не параноик, — сказала Лили. — Просто если она увидит номер моей машины, то сможет узнать мой адрес.

Я выехала со стоянки и влилась в поток автомобилей.

— Лили, может, ты не замечала, но почти на каждом перекрестке Лос-Анджелеса можно купить адреса телезвезд.

Она пожала плечами:

— Мне плохо от одной мысли, что эта женщина что-нибудь обо мне узнает. Даже то, какая у меня машина.

— Как ты отвезешь ее домой?

— Кто-нибудь заберет.

Я вздохнула, пытаясь представить жизнь, когда в вашем распоряжении есть тот, кто всегда может съездить за машиной, которую вы бросили у первого попавшегося магазина в Пасадене. Но в этой же самой жизни к вам пристают незнакомцы в кафе. Я подумала, какую цену платит моя подруга за уединение, и какую цену должен заплатить Юпитер. Я глубоко вздохнула. В жизни Лили нет ничего, чему я позавидовала бы. Абсолютно ничего.

— Я говорила с Артуром, — вдруг произнесла Лили.

— И? — я постаралась говорить равнодушно.

— Сначала он отрицал, что ездил к твоему дому.

— Что? — прошипела я.

— Не беспокойся. Я сказала ему, что верю тебе, — успокоила она.

— Ты так сказала? — я немного успокоилась, но все равно меня корежило.

— Да. И он сознался, но сказал, что хотел защитить меня.

— А, — я не нашлась, что ответить.

— Прости, Джулиет.

— Все нормально.

Некоторое время мы сидели в полной тишине, которая начала давить, и стало неуютно. Наконец, больше для того, чтобы завести разговор, я спросила:

— Так как же все случилось у вас с матерью в Мексике?

— Сейчас расскажу, — пообещала Лили.

Она сняла туфли и подняла ноги, положив подбородок на колени.

Ее мать и отец выросли вместе в Лаббоке, штат Техас, где земля такая сухая, что цветы энтузиазма шестидесятых завяли и погибли еще до того, как смогли превратиться в нечто более значимое, чем макраме и марихуана. Когда восемнадцатилетняя Труди-Энн Натт поняла, что беременна, ее бойфренд согласился остаться с ней только при одном условии — если они пожертвуют гонкой за лидером и школьным футболом во имя автобусов «фольксваген» и общей ванны. Они автостопом доехали до Лос-Анджелеса, и Лили родилась в коммуне каньона Топанга. Там же Арти Джонс жил со своей подругой, которая позже родила Юпитера и оставила его на сомнительное попечение отца.

— Я очень мало помню о жизни в Топанге. Мне было всего пять лет, когда мы с мамой уехали оттуда. Мой отец работал в саду — это я помню. Он выращивал такие высокие растения, — Лили мрачно усмехнулась. — Наверное, коноплю. Я помню, как мы с мамой спали на матрасе. Без отца. Полагаю, старина Рэймонд находил другие постели. Тогда это было в порядке вещей. Люди укладывались в кровать с первым встречным. Ну, знаешь — свободная любовь шестидесятых.

Лили задумалась и нахмурилась:

— Но вряд ли маме это нравилось. Я помню, что иногда по ночам она плакала.

Я вспомнила о том, что недавно читала в рубрике светской хроники. Под заголовком «Когда хозяйки нет дома» напечатали фотографию Рэймонда за ужином с молоденькой телевизионной актрисой в модном ресторане, где собирается голливудская молодежь. Беверли, мачеха Лили, была на каком-то политическом заседании в Гондурасе, по-моему. Видимо, Рэймонд не изменился.

— Так вот почему она ушла к Поларису. Потому что твой отец спал со всеми подряд?

Лили кивнула:

— Скорее всего. В какой-то момент он просто исчез. Я не знаю, что произошло. У меня просто больше нет о нем воспоминаний того времени.

— А твоя мачеха? Она тогда была там?

Лили улыбнулась:

— Я точно не знаю, когда они с отцом сошлись, но, скорее всего, тогда или чуть позже. Думаю, тоже встретились в коммуне. Не помню, потому что тогда я была очень привязана к матери, а не к отцу.

— Но сейчас вы близки с мачехой, да?

— Очень. Я отношусь к ней, как к родной матери. Ну, ты знаешь. Многие люди даже не в курсе, что она мне не родная.

— А Поларис? Как он появился на горизонте?

Лили скривилась:

— Я даже помню, как он начал спать в той же комнате, что и мы. А потом мы всей кучей уехали в Мексику.

— Кто переехал вместе с тобой?

Она наморщила лоб.

— Мама и Поларис. Конечно, в то время его звали Арти. И еще несколько взрослых. Я их, правда, совсем не помню. Они недолго пробыли с нами. Хотя я помню одну ночь, — Лили замолчала, стараясь ухватить обрывок воспоминания. — Они все сидели вокруг стола, накрытого белой скатертью. В комнате было темно, но я помню, что скатерть как бы светилась голубым светом. Это было очень странно. Как могла скатерть светиться?

— Может, там была ультрафиолетовая лампа?

Она улыбнулась:

— Должно быть так! А еще на столе была коробка из-под обуви. Я это тоже помню. Но мне не разрешали ее трогать. Я помню, что говорил Арти. Он сказал, что в коробке грибы, но нам с Юпитером нельзя их трогать, потому что это специальные волшебные грибы.

Я засмеялась:

— Психоделические грибы?

Она кивнула:

— Видимо, да. А ты удивляешься, почему я такая неврастеничка. Мои родители ловили глюки от грибов, пока я играла под столом.

Лили умолкла, вспомнив о еще одной причине своего невроза.

— Я вовсе не считаю, что ты неврастеничка. И никогда не считала. Наоборот, ты мне всегда казалась совершенно разумной и невероятно милой. А если учесть, через что тебе пришлось в жизни пройти, ты образец психического здоровья.