Книга Леопард из Батиньоля - Клод Изнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда вода, булькая, полилась в кастрюлю, черный кот, свернувшийся клубком на подоконнике единственного окна, потянулся и мяукнул.
— Потерпи, Мока, у меня же не десять рук. Пока вода закипает, надо почистить овощи… Ладно, вот тебе закуска. — Казимир неспешно порезал кубиками на газете говяжье легкое и, пока Мока подкреплялся, уселся за стол и начал чистить картошку и морковь, которые собирался заправить свиным салом.
В коридоре, ведущем к оркестровой яме, стучали молотки — театр прихорашивался, готовясь к открытию сезона. Из закутка консьержа обитая дверь вела в холл и к кассам — Казимир Мион забаррикадировал ее креслом, чтобы оградить себя от вторжений актеров и реквизиторов. У этой публики здравого смысла ни на грош, а уж про совесть и поминать нечего — то за сигаретами им сбегай, то любовную писульку отнеси. А то, бывает, посреди ночи ломятся — впусти их, дескать, платочек на сцене обронили…
«У меня тут, конечно, не хоромы, но это таки моя территория, здесь мои пенаты, как сказали бы древние римляне, так что брысь отсюда, шантрапа», — любил говаривать консьерж.
Потому, когда в дверь заколотили из холла, он лишь испустил тяжелый вздох и возвел очи горе. Но в следующую секунду женский крик заставил его выронить нож:
— Мсье Мион! На помощь, мсье Мион! В театре пахнет газом!
Кресло незамедлительно было отодвинуто, и в каморку вбежала актриса, исполнявшая в новом спектакле роль Марии Медичи.
— Спокойствие, мамзель Эжени, где вы учуяли газ?
— На лестнице в фойе. Меня предупредил столяр, который шел от мсье Леглантье.
— Значит, мсье Леглантье в курсе?
— Не знаю, он заперся в кабинете. Должен был спуститься на примерку костюмов, мы его уже час ждем. Меня послали к нему, и по дороге я встретила столяра, который отправил меня обратно из-за того что наверху пахнет газом.
Казимир Мион подбежал к ступеням и удостоверился, что дышать действительно нечем.
— Так, главное, чтобы никто не зажег спичку, пока не проветрится. Я открою окна.
Прижав к носу платок, Казимир преодолел один лестничный пролет, на тускло освещенной площадке распахнул окно и заодно проверил состояние газовых труб — оно не вызвало никаких подозрений. У него за спиной непрерывно кашляла Мария Медичи.
— Утечка пролетом выше, у мсье Леглантье. Возможно, он вышел и забыл перекрыть кран, — предположил консьерж.
Они поднялись на этаж, и Казимир Мион растянулся под дверью гримерки Эдмона Леглантье. Из щели в нос ударила такая вонь, что он чуть не потерял сознание. Схватившись за дверную ручку, с трудом поднялся.
— Мсье Леглантье, вы здесь?!
Ответа не последовало.
— Где дежурный пожарный? — обернулся консьерж к Эжени.
— Альфред Трюшон? На своем посту в зрительном зале.
— Быстро бегите за ним, и пусть кто-нибудь протелефонирует в полицию. Скорее! С минуты на минуту все взлетит на воздух!
Путаясь в юбках, Мария Медичи кинулась на нижний этаж, а когда вернулась с пожарным, застала у гримерки целую толпу аркебузиров, дворян в коротких панталонах и придворных дам в фижмах. Все они наседали на консьержа, забрасывая его советами.
Пожарный просунул ножницы между косяком и створкой, с усилием нажал, выломав замок. Толкнул дверь, но она не открылась — что-то мешало изнутри. Когда все вместе навалились на створку и та наконец поддалась, выяснилось, что препятствием служило тело директора театра «Эшикье». Он лежал на полу, раскинув руки и ноги, будто пьяный.
Андреа икнула от ужаса. Первые ряды ряженой толпы попятились — из комнаты выплеснулась концентрированная волна газа. Преодолевая головокружение, Казимир Мион с трудом открыл оконную раму, пожарный опустился на колени рядом с Эдмоном Леглантье.
— Он не дышит… Врача! — крикнул Альфред Трюшон в любопытные лица.
Консьерж схватился за спинку стула — головокружение усилилось. В глазах на миг помутилось, а когда зрение вернулось, он увидел лист бумаги, заправленный в каретку печатной машинки. И его первейшим долгом было прочитать, что там написано.
— Он… он… умер? — промямлила Андреа, икая и цепляясь за плечо Марии Медичи, которая молча смотрела на труп.
На сей раз Генриха IV прикончил не Равальяк. Его прикончила городская система газоснабжения.
Вторник 18 июля
Виктор пребывал в отвратительном настроении. Он злился на Таша и Жозефа, которые вероломно подселили к нему котенка, да еще блохастого. В два часа ночи Кошка разбудила его пронзительным мяуканьем. Этого ей показалось мало, и она яростно заскреблась в дверь.
— Впусти ее, — сонно посоветовала Таша.
— А можно, я ее запру в мастерской?
— Чтобы она разодрала в клочья мои картины?
Пришлось встать и впустить.
Кошка немедленно устроилась между ними на подушках, выразив свой восторг громким тарахтением. В итоге Виктору удалось заснуть только к рассвету — до этого он ворочался с боку на бок и тщетно закрывал голову подушкой, недоумевая, как такая маленькая тварь может производить столько шума.
Теперь он, невыспавшийся, с покрасневшими глазами, гнал велосипед по улице Месье-ле-Пренс. Ни вчера, ни позавчера ничего любопытного здесь обнаружить не удалось. Но на третий раз ему повезло. Из дома с изразцами, когда он проезжал мимо, выскочила простоволосая женщина и накинулась на мальчугана, который самозабвенно копался в куче конского навоза посреди мостовой. Выслушав крики, звук подзатыльников и опять крики, Виктор получил возможность задать дежурный вопрос:
— Простите, что беспокою, вы случайно не слышали взрыва перед тем, как загорелась мастерская месье Андрези, переплетчика?
Женщина замерла, вцепившись в мальчугана, который яростно отбивался.
— Догадались, значит? Ну да, так громыхнуло, что я с перепугу кастрюлю молока из рук выпустила — хорошо хоть, оно остыть успело. Бедный мсье Андрези, такой милый, услужливый мужчина, всегда соглашался присмотреть за моим сорванцом. — Она вдруг осознала, какой опасности избежал ее отпрыск, и прижала его к себе.
— У переплетчика было много друзей?
— Что вы, он был не очень-то общительный. Но в последнее время к нему часто заглядывал такой толстенький улыбчивый господин. Они вместе обедали в кафе «У Фюльбера», там, на углу улицы.
В этот момент мальчуган извернулся, и ему удалось вырваться. Мамаша бросилась вдогонку, поймала беглеца и, забыв о своем недавнем порыве нежности, посулила ему хорошую трепку, если не прекратит безобразничать.
Перед входом в кафе «У Фюльбера» на доске, водруженной на козлы, были расставлены стаканы и кувшины с розоватой жидкостью. Грифельная табличка извещала:
Десять сантимов за порцию гренадина!