Книга Последняя роль - Фридрих Незнанский

— Заказывай, — небрежно пожал плечами Александр Борисович.

Штырь подозвал официанта.

— Мне фирменного, — сказал он. Глянул на Турецкого и поинтересовался. — А вам?

— Еще чашку кофе, — сказал Александр Борисович.

Официант ухмыльнулся и отошел к барной стойке. Несмотря на унылый вид пивного бара, обслуживали здесь оперативно. Не прошло и минуты, как на столе появились пиво и кофе.

Штырь в несколько глотков ополовинил свой бокал и удовлетворенно крякнул.

— Ну, вот. Теперь можно и поговорить.

Он заметно повеселел, чего нельзя было сказать о Турецком.

— Итак? Зачем вы меня вызвали?

— Есть дело, — сухо сказал Александр Борисович.

— Дело? — Штырь усмехнулся и сунул в рот сигарету. — Дело — это хорошо. Но, прежде чем мы начнем разговор, я вынужден предупредить: такса повысилась. В полтора раза. Так что, если не уверены, лучше и не начинайте. Чужие проблемы мне ни к чему.

— Проблемы, говоришь? — Турецкий холодно посмотрел на Штыря и усмехнулся. — Я могу тебе их обеспечить. Тебе светит «пятерик». И я горю желанием поскорее отправить тебя на нары.

Штырь вздрогнул и быстро огляделся.

— Потише, начальник, — тихо и хрипло проговорил он. — Здесь всюду уши.

Турецкий пожал плечами:

— Привыкай. Скоро уединяться ты сможешь только в карцере.

Штырь вгляделся в лицо Александр Борисовича, как бы пытаясь определить, насколько серьезный перед ним «клиент». Решил, что серьезный.

— Мне не нужны неприятности, — примирительно сказал он. — И, если вам необходима моя помощь, я готов помочь. И даже сделать скидку. Но это только потому, что вы мне понравились. — Штырь стряхнул с сигареты пепел и снова взглянул на Турецкого. — Итак, что у вас ко мне за дело?

30

Иван Максимович Прокофьев был, как всегда, элегантен, подтянут и доброжелателен. Он сидел напротив Турецкого и пил кофе маленькими глотками, держа кофейную чашку бледными, ухоженными пальцами, оттопырив мизинец — такой же ухоженный и аккуратный, как весь облик Прокофьева. «Я не просто мизинец, — казалось, говорил он. — Я мизинец артиста!»

Турецкий усмехнулся своим мыслям, и это не укрылось от мягкого взгляда Прокофьева.

— Что такое? — поинтересовался он. — У меня смешной вид?

— Вовсе нет, — ответил Турецкий. — Просто у меня хорошее настроение.

Иван Максимович улыбнулся и поставил чашку на блюдце.

— Это, вероятно, оттого, что вам понравился наш город, — сказал он. — Наш город всем нравится. Нет, правда, не улыбайтесь. Всем без исключения! У нас тут особый воздух. Бодрит лучше крепкого кофе.

— В чем же его секрет? — поинтересовался Александр Борисович.

— Воздуха? А просто у нас вокруг города сплошные хвойные леса. Даже сквер в центре города засажен соснами и можжевеловыми кустами. В этом смысле весь наш город — одна сплошная курортная зона. Так что, дышите крепче, Александр Борисович!

Прокофьев рассмеялся мелким, переливчатым смехом. Александр Борисович натянуто улыбнулся.

— Курортная, говорите? — Турецкий усмехнулся.

— А чего вы усмехаетесь? — обиделся Прокофьев. — Ведь это так и есть. Оттого у нас и люди доброжелательнее, чем в какой-нибудь Москве.

— «В какой-нибудь», — усмехаясь, повторил Александр Борисович. — Это вы точно подметили. Лебедянск — столица цивилизованного мира. И люди здесь живут на редкость цивилизованные и приятные. Взять хоть вас, Иван Максимович. Умный, интеллигентный, респектабельный мужчина в полном расцвете сил.

— Вы как будто насмехаетесь? — прищурил карие глаза Прокофьев.

— Что вы! Ни в коем случае. Не насмехаюсь, а восхищаюсь. Вызываете меня сюда, просите разыскать пропавшую актрису. А сами скрываете, что встречались с ней не только в театре, но и проводили вместе досуг. Тет-а-тет, между прочим. Как это называется, Иван Максимович?

Лицо Прокофьева оцепенело. Он уставился на Турецкого холодным, тяжелым взглядом. Затем разжал сухие губы и спросил:

— Откуда вы знаете?

— Да уж знаю. — Турецкий потянулся в карман за сигаретами, но вспомнил, что бросает, и недовольно хмыкнул. — Может, расскажете, что между вами было?

— Да почему, собственно, я должен вам что-то рассказывать? — вспылил Иван Максимович. — Я что, у вас на подозрении?

— Конечно, — кивнул Турецкий. — И вы, и все остальные. Девушка пропала. Вы, можно сказать, последний, кто с ней разговаривал. Может, вы все врете, и она вовсе вам не звонила?

— То есть… как это не звонила? — ошеломленно пробормотал Прокофьев.

— А так, — небрежно ответил Турецкий. — Вы могли убить ее еще утром. А потом заявить, что перед спектаклем она вам звонила. Таким образом, вы выиграли время и создали себе алиби. Неплохой план, если вдуматься.

Александр Борисович отхлебнул кофе, не сводя пристального взгляда с лица Прокофьева. Он специально заговорил с театралом грубо, чтобы вывести его из себя спровоцировать на неверный шаг. Однако, на этот раз Иван Максимович остался спокоен. По всей вероятности, он разгадал нехитрый план Турецкого, и не желал ему подыгрывать.

— Значит, я вхожу в число подозреваемых, — не столько вопросительно, сколько утвердительно проговорил Прокофьев. — Оч-чень хорошо. Просто замечательно. Предположим, что вы правы. Я убил девушку, спрятал ее труп, а потом заявил, что она жива и что только что позвонила мне. Но ведь у любого преступления должен быть мотив, не так ли? Какой же мотив у меня?

— А вот вы сами скажите, — предложил Александр Борисович, вставляя-таки в рот сигарету.

Прокофьев улыбнулся.

— Хорошо. Играть так играть. Первый мотив — деньги. Катя мне не конкурент. Я ей ничего не должен. Ее отец поддерживает финансово наш театр. Во многом потому, что в этом театре играет его дочь. Нет дочери — нет и спонсорской поддержки. Как видите, я не заинтересован в смерти Кати. Скорей наоборот, я должен пылинки с нее сдувать!

— Допустим, это так, — кивнул Александр Борисович, прикуривая. — Но, помимо денег, есть и другие мотивы.

— Хорошо. Давайте продолжим игру. Второй из самых распространенных мотивов — месть. Тут мне даже нечего вам сказать. Начнем с того, что я не мстителен…

— Это вы так говорите, — заметил Турецкий.

— Да, вы правы, — согласился Иван Максимович. — Это мое субъективное мнение, и оно вас не интересует. Но мне не за что мстить Кате. Как правило, нити мести протягиваются в далекое прошлое. Но в моем далеком прошлом Кати не было на свете, она еще не родилась.

— Почему именно прошлое? — поинтересовался Александр Борисович.

Прокофьев пожал плечами.

— Ну, как же… В кино обычно всегда так бывает.