Книга Банда 4 - Виктор Пронин

— Поэтому и не позвонил. Не хочешь задать ему пару вопросов? Может быть, тебя что-то интересует?

— Ни единого вопроса у меня к нему нет.

— Почему? — простодушно улыбнулся Пафнутьев.

— Жить хочу, Паша. Единственная причина — хочется жить, — Ты хочешь сказать, что над нами кружится опасность?

— Она не кружится, Паша. Она уже пикирует, — Шаланда быстро взглянул на Пафнутьева и тут же опустил глаза. — Оставляй этого типа. Здесь он будет целее.

Пока он у меня, его жизни ничто не угрожает. Но завтра с утра надо его куда-то определять.

— Определим. А пока запри на пару замков.

— А перед этим не забудьте в туалет сводить, — добавил Самохин, молча сидевший у стены.

— Сводим, — кивнул Шаланда.

— А ты не хочешь со мной пошептаться? — спросил Пафнутьев у Шаланды.

— Паша... Я сказал тебе все, что мог... Так же буду поступать и в дальнейшем.

— И на том спасибо.

— Пожалуйста, — обиженно произнес Шаланда, навалившись тяжелой грудью на стол. — И не думай, что я говорю тебе мало. Будь здоров, Паша.

* * *

Пафнутьев застал Вику в полной растерянности. Девочка лежала на диване, запеленутая в новые уже простынки, которые Вика сделала, разорвав две большие наволочки. Не раздеваясь, он прошел в комнату, убедился, что жена на месте, девочка жива — и облегченно перевел дух. После загадочных предупреждений Шаланды, Пафнутьев стал всего опасаться.

— Паша, она спит, — сказала Вика, когда Пафнутьев, раздевшись в прихожей, снова вернулся в комнату.

— Это прекрасно!

— И ни разу не просыпалась, Паша... Это ненормально... Она уже намочила под себя, но даже после этого не проснулась.

— Значит, крепкий, здоровый ребенок, — Паф-нутьев не желал проникаться какими-то невнятными опасениями Вики. — Значит, есть надежда, что и у нас с тобой сон будет здоровым, крепким, целебным. А завтра, утром отнесем в роддом.

Там у них есть отделение брошенных детей, пусть решают.

— Думаешь, стоит?

— А мы не имеем права поступить иначе.

— Знаешь, Паша... Странный какой-то ребенок... То, что она спит уже несколько часов, не просыпаясь... Ладно. Дело в другом. Это не домашний ребенок, Паша. Тот алкаш взял его где-то в другом месте, не дома, не у матери.

— Почему ты так решила?

— Девочка во всем казенном... Смотри, в чем она была... На простынках, на пеленках больничные штампы, в одеяло вшит лоскуток, которым обычно помечают солдатские вещи... Дома детей иначе одевают... Что-то голубенькое, розовенькое, какие-то кружевца, носочки... Здесь ничего этого нет. Она, как из казармы...

— Тогда родители и в самом деле могут не позвонить, — Пафнутьев подошел к вороху белья, которое было на девочке, приподнял за уголок одну пеленку, вторую, всмотрелся в белый лоскут, вшитый в самый угол синего спецовочного одеяла, но ни единой буквы разобрать ему не удалось — лоскут был каким-то выжженным, видимо, стиральными порошками, химическими травлениями...

Пафнутьев подошел к телефону и набрал номер телестудии. Фырнин был еще на месте, видимо, дожидался ночного выпуска новостей и скучал, поглядывая на часы.

— Валя, опять я, верный твой сокамерник... Новостей нет? Кто-нибудь спрашивал о девочке?

— Нет, Паша. Никто.

— Ни единого звонка?

— Один был, но человек интересовался не столько девочкой, сколько задержанным мужиком... Я сказал, что ничего определенного ответить не могу, попросил оставить телефон, мы, дескать, перезвоним.

— Молодец! А он?

— Повесил трубку.

— Так, — огорчился Пафнутьев. — Ну хоть позвонил, и то хорошо. Послушай, Валя... Я уже дома, если будет что-то новенькое, звякни, ладно?

— Заметано, — и Фырнин положил трубку...

Девочка проспала всю ночь, так ни разу и не проснувшись. И всю ночь над ней стояла, сидела рядом, ходила вокруг Вика, понимая, что происходит нечто из ряда вон. Время от времени к ним подходил заспанный Пафнутьев. Постояв, так и не проронив ни слова, уходил в спальню.

А утром, так же молча выпив чашку крепкого чая с соленым сыром, он побрился, оделся, вошел в комнату.

— Все, — сказал он. — Хватит. Упаковывай это существо, и поехали. И так много времени потеряли.

— Куда? — вскинулась Вика.

— К Овсову, — Пафнутьев по памяти набрал номер телефона, долго ждал, пока поднимут трубку. Наконец, в динамике раздался заспанный голос хирурга.

— Да... Слушаю.

— Разбудил? — спросил Пафнутьев.

— Паша? Ты? О, Боже... — Овсов, видимо, не совсем еще пришел в себя...Подожди, ни фига не понимаю... Полчаса назад заснул... Ночью двух простреленных привезли...

— Выжили?

— Один выжил, телохранитель... А хозяин его помер. Обычная картина — контрольный выстрел в голову. А у тебя что? Надеюсь, без выстрелов?

— Еду к тебе, Овес.

— Едь... Только не очень быстро, я еще немного подремлю.

— Буду через десять минут.

— Ну ты, Паша, даешь... Ладно, едь... Я за это время хоть воды в морду плесну.

— Во что плеснешь?

— В морду, Паша, в морду... От лица у меня давно уже ничего не осталось.

Все, отвали.

Пафнутьев подошел к окну — черная «Волга» стояла на своем обычном месте.

Стекло водителя было приспущено, и из машины поднимался еле заметный голубоватый дымок.

— Паша, что ты задумал? — спросила Вика.

— Пусть с этим существом разбираются знатоки матери и ребенка. Если она не просыпается целую ночь, значит, может вообще не проснуться. С ней что-то сделали, это не простой ребенок, это еще тот ребенок! И надо от нее избавиться, пока жива, а то потом на скамью подсудимых с тобой рядышком усядемся, как вампиры и детоубийцы. — Пафнутьев набрал номер дежурного милиции. — Алло! Шаланда на месте?

— Скоро будет.

— Были звонки по поводу пропавшей девочки?

— Не было. Были звонки по поводу пропавшего мальчика.

— Что за мальчик?

— А Бог его знает... Двенадцать лет, ученик, светлые волосы, джинсовые штаны, плащевая куртка...

— Все понял, — перебил Пафнутьев. — Придет Шаланда — передайте привет.

Скажите, что я всегда о нем помню. Именно эти слова — я постоянно помню о нем.

— Передам! — рассмеялся дежурный. — Ему, наверное, будет приятно.

— Поехали, — и Пафнутьев рванулся в прихожую. Вику с девочкой он пропустил вперед и, пока она спускалась по лестнице, запер дверь на несколько замков — это стало нормой, стальные двери надо было запирать на засовы, чтобы никакой взрыв не выворотил их вместе с рамой. — К Овсову! — бросил он водителю, падая на сиденье рядом с ним.