Книга Пирамида баксов - Владимир Гриньков

Что-то подобное случилось с Духновым. Не было для него истории. И придумать не могли. В конце концов я бросил все свои дела и занялся Степой лично. Я ходил за ним по улицам, как привязанный. Я вместе с ним толкался в общественном транспорте. Покупал в магазине колбасу. Менял в обменнике десять долларов. Покупал поллитровку. Сматывался от милицейского патруля, вознамерившегося было сцапать Степу за распитие в общественном месте. Я жил Степиной жизнью целых три дня. И вот, как бывает в сказках, мне улыбнулась удача. Мы со Степой – он впереди, я в двадцати шагах позади – шли его обычным маршрутом. Перешли дорогу, проехали две остановки на троллейбусе, потом снова пешком, Степа нырнул в подъезд – этот маневр тоже был мне знаком, подъезд проходной, в одну дверь входишь, в другую выходишь и оказываешься по другую сторону дома, не надо время тратить на то, чтобы дом обойти. И вот я в подъезд вошел, а дальше за Степой не поспешил, остановился на лестничной площадке, потому что вдруг обнаружил, что то, что я искал все последнее время, – оно здесь, в этом подъезде. Меня осенило. Не надо ничего искать. Вот оно, здесь, на этой лестничной площадке. Один лифт и другой лифт. Грузовой и пассажирский. И надо всего-навсего подготовительную работу провести.

Подготовка заняла целую неделю. Степа Духнов продолжал ходить через знакомый подъезд, ни о чем не подозревая, потом два дня было выходных, и Степа дома сидел, а когда в понедельник он отправился по знакомому маршруту, мы его уже поджидали.

Когда Степа вышел из троллейбуса, ответственный за этот этап операции человек сообщил нам по радиопереговорному устройству: «Степа идет!» На лестничной площадке, где вот-вот должен был появиться Духнов, возникла легкая паника, какая бывает всякий раз за минуту до съемок, но я цыкнул на своих заметавшихся коллег, и они тотчас же исчезли, просто растворились в воздухе, отчего лестничная площадка обрела привычно безлюдный вид. Прошло десять секунд. Хлопнула дверь. Степа Духнов вошел в подъезд. Поднялся на лестничную площадку, сделал несколько шагов с задумчивым видом вечно спешащего городского жителя, да тут вдруг обнаружилось нечто непривычное, и Степа резко сбавил шаг. В створке лифтовой двери было проделано отверстие, в котором маячила равнодушная физиономия недоросля годков примерно двадцати, а еще висела табличка с красноречивым текстом «Обмен валют» и еще одна табличка – с курсом тех самых валют.

Курс был крайне выгодный, прямо-таки фантастически выгодный, и отсутствие многоголосой волнующейся очереди у заветного окошка можно было объяснить только тем, что никто еще об этом замечательном месте не прознал, но как раз на курс Степа в первый момент не прореагировал. Его удивил сам факт присутствия обменного пункта в подъезде жилого дома, только и всего, и он продолжил движение, хотя и сбавил шаг, как я уже говорил, но на выходе из подъезда ему вдруг будто что-то вспомнилось, и он остановился в нерешительности.

Клюнул.

Мы ждали.

Степа стоял, не двигаясь ни вперед ни назад.

Все сейчас зависело только от него.

Он мог уйти. А мог вернуться.

Нас иногда упрекают в том, что мы ставим ничего не подозревающего человека в идиотское положение. Ни в какое такое положение мы его не ставим – ни в идиотское, ни в какое-либо иное. Мы просто предоставляем ему возможность сделать выбор. Вот как сейчас мы предоставили право выбора Степе. Хочешь – дальше иди. Хочешь – вернись. Никто ведь тебя за руку не тянет, дружище. Ты сам решаешь. Выбор за тобой.

Степа выбор сделал. Вернулся. В окошке по-прежнему скучал недоросль. На Степу он – ноль внимания. Степа потоптался в нерешительности. Недоросль зевнул. Степа решился.

– Доллары принимаете? – спросил он.

– Только в мелких купюрах.

Степа и без того знал, что только в мелких. Потому что на табличке с курсом валют было специально указано. Внизу, маленькими буковками. Степу этот куцый текст нисколько не удивил. Ясное дело – для каких-то собственных нужд товарищи скупают. Может, в контрабандных целях. Может, они потом эти мелкие купюры где-то дороже продадут. А может, им кто-то мелкие купюры специально заказал – для взятки там, к примеру, или чтоб выкуп заплатить. Бывает же такое требование у похитителей – чтоб, значит, выкуп был в мелких купюрах. Вот товарищи и стараются. Так что ничего странного. Самое разобычное дело. Рыночные реформы, переходная экономика. Еще и не такое иногда случается.

– У меня мелкие, – с готовностью сообщил Степан.

Крупных у него отродясь не водилось. Не знал он вовсе, что такое крупные деньги. Как-то они у него не заводились. Этакий перманентный личный дефолт.

– Десять долларов – это ведь мелкие? – на всякий случай все-таки уточнил Степа.

– Да уж ясное дело, что не крупные.

Степа обрадовался возникшему у него с собеседником консенсусу. Только что возле троллейбусной остановки он видел курс валют в другом обменнике. Если здесь сдать свои десять долларов, получить за них рубли, с теми рублями вернуться на троллейбусную остановку, купить там десять долларов, то еще останутся рубли, которых хватит на поллитровку и еще немного останется на закусь, но если не глупить, а поступить по-умному, не тратить деньги на водку сразу, а сначала прикупить на остановке еще долларов по выгодному курсу, да после сдать их здесь, еще больше получить рублей, и снова на остановку, и если проделать так неоднократно – уже к вечеру карманы распухнут от денег. Все эти мысли пронеслись в голове Духнова феерически ослепительной кометой, и он даже зажмурился от удовольствия, обнаружив, как фантастически ему повезло.

Он вытянул из кармана заветные десять долларов, развернул банкноту, подмигнул изображенному на ней американцу Гамильтону, Гамильтон в ответ, как показалось Степану, лишь насмешливо поджал губы, но этому обстоятельству Духнов не придал никакого значения.

– Вот, – сказал он вежливо недорослю. – Давай на все без сдачи.

Это он так пошутил, потому что настроение у него сейчас было самое распрекрасное.

Недоросль принял из рук Степана деньги, сказал «ожидайте», нажал на кнопку верхнего этажа и уехал вместе со Степиными деньгами и с табличкой, на которой были написаны курсы валют.

Степа Духнов изумился так, как ему еще никогда изумляться не приходилось. До полного паралича речевых органов. До временного отключения опорно-двигательного аппарата. Сейчас малейший сквознячок – и завалился бы касатик. Как манекен. Он, кстати, на манекен и был похож. Такое же неживое лицо. Хоть ценник на него цепляй. Впервые в жизни я видел человека, так близко к сердцу принявшего пропажу десяти долларов. Конечно, неприятность. Но чтобы вот так вот – почти до полного отсутствия пульса… Настоящая трагедия. Горе в кишлаке.

– Э-э! – неуверенно издал первый звук Степа.

Загукал малыш. Растет карапуз на радость папе с мамой. Скоро залопочет – просто заслушаешься.

– Что вы сказали? – вынырнул у него из-за спины толстопузый дядька в футболке, застиранных спортивных штанах и шлепанцах на босу ногу. По виду – жилец этого дома, спустившийся из квартиры за пивком, а на самом деле – наш актер, в намеченное время вступивший в игру.