Книга Костюм Арлекина - Леонид Абрамович Юзефович

В стрельбе из пистолета Кобенцель начал упражняться с одиннадцати лет, когда погиб на дуэли отец. Но вызвать на поединок убийцу и застрелить его так и не удалось. Очень скоро он обнаружил, что не в состоянии стрелять по живым мишеням: тут же начинали слезиться глаза, сбивалось дыхание и дрожали руки. Позд-нее Кобенцель усмотрел здесь Божий промысл. Всевышний, наградив его чудесным даром владения оружием, позаботился о том, чтобы дар этот не мог быть употреблен во зло.

Бах! Пуля, как ей и полагалось, надорвала бумагу в самом центре черного квадрата. Сегодня день был необычный, тем не менее Кобенцель собирался выполнить свою ежевечернюю норму: семь выстрелов.

Сделав последний, он взял пятак и накрыл им пробоины на мишени. На этот раз две из них не уместились под медным кружочком. Не зная, то ли огорчаться, то ли посчитать естественным, что смерть Людвига вывела его из равновесия, Кобенцель чистил пистолет, когда явился курьер от Хотека. Он сообщил, что убийца пойман жандармами, сам граф отправился в Миллионную, а Кобенцелю велел ехать в посольство и ждать его там, чтобы по возвращении вместе составить подробный доклад.

В посольстве горели все окна, полоски света сочились между опущенными траурными шторами. У подъезда стоял часовой, русский солдат с ружьем, еще не переделанным по системе барона Гогенбрюка. Кобенцель спрыгнул на тротуар и заметил, что рядом остановился другой экипаж, откуда вышел толстый усатый человек в красной феске.

— Мсье Кобенцель, — сказал он по-французски, — как хорошо, что я вас встретил!

Это был секретарь турецкого посольства Юсуф-паша. Год назад они были представлены друг другу на каком-то дипломатическом рауте, но с тех пор не обменялись и десятком слов.

— Мсье Кобенцель, вы не могли бы уделить мне полчаса?

Вместе поднялись по ступеням, прошли через залу, где в колеблющемся свечном пламени виден был на столе покрытый черным гроб Людвига. У изголовья стоял посольский капеллан с требником. Кобенцель провел гостя в свой рабочий кабинет и закрыл дверь.

— Вам не показалось, что у этого часового перед подъездом подозрительно породистое лицо? — спросил Юсуф-паша. — По-моему, это не солдат, а переодетый офицер.

— Тем надежнее будет охрана, — сказал Кобенцель.

— А вдруг это жандарм, приставленный следить за вами?

— Нам от графа Шувалова скрывать нечего. Если ему не жаль своих людей, пускай мерзнут.

— Да, ужасная погода, — согласился Юсуф-паша. — Я недавно был в Стамбуле и возвращался морем, через Италию. Там уже апельсиновые деревья цветут. Чудесная страна, грустно, что ваш император ее потерял. В Генуе я пересел на итальянский пароход «Триумф Венеры». Можно ли вообразить русское или немецкое судно с таким именем? Это было бы смешно.

Под налетевшим к вечеру северным ветром вздрагивали стекла в рамах, колыхались тяжелые шторы. Где-то в глубине посольства со стуком распахнулось окно. Бумаги, тронутые сквозняком, зашевелились на столе.

В своем кабинете, который он мечтал занять давно, а занял всего полгода назад, Кобенцель неузнаваемо преображался, и сам это чувствовал. Из зеркала на него смотрело чужое лицо, иное, чем в домашних зеркалах. Порой возникало ощущение, что здесь он мог бы выстрелить и по живой мишени.

— Мы с вами в одном ранге, — сказал Юсуф-паша, — и я позволю себе перейти к делу без дальнейших условностей…

Кобенцель молча поигрывал пальцами, показывая, что не намерен и шага сделать навстречу коллеге.

— Мсье Кобенцель, известно ли вам, что по Петербургу распространяются весьма странные, я бы даже выразился откровеннее — чудовищные слухи о якобы имевшей место провокации против нашего посольства? Будто бы некий монах подкрался к окну посольских апартаментов и запустил вовнутрь живую свинью.

— Свинью?

— Вы, конечно же, знаете, что для мусульман это животное…

— Удивительно! — перебил Кобенцель. — Триста лет назад про Ивана Грозного рассказывали очень похожую историю. Вкратце она такова: царь послал в дар султану парчовый мешок, расшитый золотом и украшенный драгоценными камнями, а когда его вскрыли, чтобы извлечь оттуда остальные подарки, оказалось, что мешок набит засохшим свиным навозом.

— Это правда? — заинтересованно спросил Юсуф-паша.

— Разумеется, нет. Об Иване Грозном ходило множество легенд. А свинью действительно запустили?

— Тоже нет.

— Тогда, простите, что вас волнует?

— В народе говорят, что этот монах был спрятан по распоряжению русских властей.

— Мало ли что говорят.

— Но сам по себе такой дикий слух родиться не может! Кто-то, несомненно, позаботился о том, чтобы распространить его по столице.

— С какой же целью?

— Неужели не понимаете?

— Нет.

— Следствие усиленно подталкивают к мысли, будто князь фон Аренсберг убит нашими агентами, дабы поссорить императора Александра с императором Францем-Иосифом. Этот слух выгоден лишь тем, кто организовал убийство князя.

— И вы кого-то подозреваете?

— Да, — твердым шепотом ответил Юсуф-паша. — Слух о свинье распущен для того, чтобы заглушить другой, истинный. А он таков: покойный имел связи с русскими революционерами за границей. Поймите меня правильно, мсье Кобенцель, но поговаривают, что князь по поручению вашего правительства, которое стремится ослабить Россию, снабжал деньгами заговорщиков и в самом Петербурге. А теперь сами судите, кому нужна была его смерть.

— Забудьте и про свинью, и про все остальное, — успокоил гостя Кобенцель. — Убийца уже схвачен жандармами.

— Так скоро? — Юсуф-паша не сумел скрыть своего разочарования.

— Вас это не радует?

— Что вы!.. И кто же он?

— Еще не знаю. Господин посол вернется и все расскажет.

— Очень, очень приятная новость, — кисло сказал турок.

— Даже если граф Шувалов приставил к нам переодетого жандарма, — Кобенцель кивнул за окно, в ту сторону, где прохаживался перед подъездом часовой, — я готов простить ему эти маленькие хитрости. Он имеет на них право, раз его люди поймали преступника в тот же день.

Юсуф-паша поднялся:

— В таком случае и вы забудьте о нашем разговоре.

— Не могу вам обещать, но постараюсь.

Кобенцель тоже встал и, как предписывалось протоколом, проводил коллегу до срединной ступени парадного крыльца. Здесь он и остался, а Юсуф-паша, сойдя по нижним трем ступенькам, направился к своему экипажу.

— Кстати, — сказал он, забравшись на сиденье, — я знаю, мсье Кобенцель, что вы превосходный стрелок. Мне рассказывал о вас барон Гогенбрюк. Он ведь, кажется, ваш добрый знакомый?