Книга Калейдоскоп жизни - Всеволод Овчинников

Самурай с белым воротничком

Свой путеводитель по японской душе я не случайно назвал «Ветка сакуры». Национальный цветок Японии воплощает собой презрение к смерти как высшее проявление торжества жизни. Цветение сакуры столь же неистово, сколь и кратковременно. Ее цветы предпочитают опадать, а не вянуть, расставаясь со своей красотой.

Этот эстетический образ служит как бы лейтмотивом самурайского кодекса «бусидо». Лепестки сакуры, падающие на доспехи средневекового воина или на комбинезон летчика-камикадзе, означают: самурай уходит из жизни, не поступаясь своей честью, как сакура — своей свежестью.

После Второй мировой войны «бусидо» (буквально «путь воина») трансформировался в «сиониндо» («путь предпринимателя»). Стержень же кодекса чести остался прежним — незыблемая, даже слепая верность покровителю. Ее конкретным воплощением стала уникальная для развитых капиталистических стран система пожизненного найма, позволяющая увольнять штатного сотрудника лишь в случае ликвидации фирмы.

Именно пожизненная верность тружеников своему нанимателю, а поставщиков — своему заказчику стала ключевым слагаемым успеха японского экономического чуда 60-80-х годов, позволила Стране восходящего солнца стать второй экономической сверхдержавой.

Однако 90-е годы показали, что на рубеже веков коллективизм японской модели превратился из источника силы в фактор слабости, что в условиях глобализации экономической жизни Страна восходящего солнца должна из «царства групп» превратиться в «царство личностей».

Болезненным проявлением этого процесса стала эрозия системы пожизненного найма. Японцы впервые сталкиваются с такими новыми, неприятными для них явлениями, как сокращение штатов или досрочное увольнение пожилых сотрудников. Или с тем, что зарплата и продвижение по службе зависят не только от выслуги лет, но и от эффективности работы. Ведущие фирмы переводят производственные мощности в соседние азиатские страны — разоряются их традиционные поставщики. Все это ломает людские судьбы, служит причиной множества трагедий.

Древний кодекс «бусидо» наложил свою печать на грамматику жизни японцев. Заповедь «лучше смерть, чем позор» глубоко укоренилась в их душе. Готовность уйти из жизни считается проявлением силы, а не слабости. Каждый школьник с детства знает притчу о 47 самураях, которые коллективно сделали себе харакири, после того как их повелитель был казнен (причем вроде бы за дело).

Самоубийства были в чести у японцев и во времена экономического чуда. В 60-х годах, в период моей работы в Японии, совершил харакири начальник пожарной охраны порта Иокогама. Этим актом он взял на себя ответственность за гибель двух подчиненных при взрыве одного из горевших пакгаузов. Когда на правительственном приеме левый экстремист ударил ножом американского посла, начальник столичной полиции покончил самоубийством, выразив этим признание своей вины.

Однако нынче из жизни добровольно уходят не только руководители, облеченные властью и ответственностью. Чаще это просто «самурай с белым воротничком», лишившийся работы, а значит, возможности содержать семью. По статистике, японская нация отличается завидным здоровьем: средняя продолжительность жизни у мужчин 77 лет, у женщин 84 года. В 60-х годах в Японии было 153 человека старше 100 лет, сейчас таковых ровно в сто раз больше. Но если говорить не о физическом, а о психическом здоровье, то картина иная. Стрессы из-за потери работы привели к тому, что первые годы нового века побили все рекорды по числу самоубийств. В Японии ежегодно кончают с собой тридцать шесть с половиной тысяч человек — по сотне в день. Стало быть, человеческие жертвы, которые несет Страна восходящего солнца, — это каждый день «Курск» или «Норд-Ост», каждый месяц — американская трагедия 11 сентября, каждый год — два наших Афгана или четыре Чечни.

Ни японская, ни мировая общественность будто не замечает истинного масштаба этих пятизначных цифр на родине харакири.

Гейша с кувалдой?

В зарубежных странах, где мне доводилось жить и работать, популярен каламбур о наилучшем выборе в жизни: «иметь американскую зарплату, английский дом, китайского повара и японскую жену».

Экзотический образ «Чио-Чио-сан, или мадам Баттерфляй», созданный французским писателем Лоти и итальянским композитором Пуччини, надолго утвердил стереотип представлений о японках, как о существах удивительно женственных, безраздельно преданных и неизменно покорных.

Мнение о современных «Чио-Чио-сан» всегда было идеализированным — даже у иностранцев, годами живущих в Японии, не говоря уже о мимолетных туристах. Насмотревшись, как жена хозяина соседнего дома по утрам с поклоном провожает мужа до порога, какие знаки почтения оказывает главе семьи за домашним столом, можно подумать, что японские женщины — само воплощение покорности мужчине.

В действительности это не совсем так. С феодальных времен отношения в семье строятся по такому же принципу, что и в государстве. За императоров веками фактически управляли их военачальники — сёгуны. Реальной властью в доме, семейным кошельком неизменно обладает женщина. Хотя все положенные почести воздаются при этом номинальному главе семьи — мужчине.

Как шутят современные японцы, муж думает о важных вопросах: кто выиграет чемпионат мира по футболу, кого выберут президентом США. А на долю жены остаются мелкие, второстепенные дела: какой купить холодильник, куда поехать отдыхать, в какой институт лучше готовить к экзаменам старшего сына.

Японский муж не без основания называет жену «министром финансов». Он полностью отдает ей зарплату и получает мелочь на карманные расходы. Правда, делать «заначку» ему нет необходимости: попойки с сослуживцами или деловыми партнерами оплачиваются за счет фирмы.

«Самурайский капитализм», когда мужчина целиком посвящает нанимателю не только рабочее время, но также вечера и праздники, а жена полностью берет на себя домашние заботы, до недавних пор служил основой трудовой и семейной этики. Однако в последнее время социальные приоритеты стали противоречить экономическим нуждам.

Традиционный образ жизни оказался не в состоянии примирить работу и семью. С 90-х годов все отчетливее сказываются последствия снижения рождаемости при росте продолжительности жизни. Растущий спрос на рабочую силу перечеркнул традицию, когда женщин было принято нанимать лишь до замужества. Он побуждает домохозяек идти работать, а нанимателей — улучшать условия оплаты труда женщин.

В 60-80-х годах Средняя зарплата японок составляла 40 процентов мужской. Подобную дискриминацию объясняли разрывом в уровне образования. Но он все заметнее сокращается. Если прежде в вузы шла лишь восьмая часть школьниц, то теперь уже четверть. Нехватка людей вынуждает нанимателей отказаться от деления рабочих мест на мужские и женские.

Однако сочетать служебную карьеру с домашними делами в Японии как нигде трудно: по местным традициям, с работы принято разъезжаться по домам «с последней электричкой». А детских учреждений, где малыша можно оставлять после шести вечера, практически нет.

В результате доля женщин на управленческих постах в бизнесе составляет в Японии всего 8 процентов против 33 в Англии и 44 в США. Еще хуже положение в мире политическом. По числу женщин в парламенте, местных органах власти и на руководящих постах в госаппарате Япония занимает 38-е место среди членов ООН.